Я закрыл глаза и хотел кивнуть, но шея моя отказалась следовать команде мозга.
– Адам, – наклонилась она ко мне и взяла мои пальцы в свою невесомую руку.
Впервые за весь разговор я посмотрел ей в глаза. Я ожидал увидеть упрек и разочарование, но вместо этого столкнулся с безграничным сочувствием и нежностью.
– Знаешь, – сказала она тихо, – эта химия далась мне, конечно, более чем тяжело. Ну ты сам видел, что тут говорить… Но… Но в какой-то момент меж всего этого ужаса я четко поняла, что мне нужно было ее пройти. Пройти эту последнюю химию, чтобы знать наверняка, что я не сдалась раньше времени. Нет, действительно! – остановила она мою отворачивающуюся голову за подбородок. – Мне это нужно было! И ты подсознательно понял это еще тогда, когда я не понимала. А теперь я знаю, что прошла свой путь до конца. И, да, как это ни смешно, но твой Барон помог мне обрести это спокойствие. Благими намерениями вымощена дорога в ад, но, по всей видимости, иногда дурными намерениями вымощена и дорога в рай.
Она подмигнула мне, и на ее губах появилась та озорная улыбка, которую я так любил и о существовании которой почти забыл в последнее время.
– То есть сам дьявол помог тебе добраться до рая? – поцеловал я ее пальцы и крепко сжал их в кулаке.
– Он не дьявол, – покачала она головой. – Он просто самый несчастный человек на свете. И я считаю, что тебе надо сегодня к нему пойти.
– Ты с ума сошла?! – поразился я. – Никогда в жизни я больше не хочу его видеть!
– А у тебя и не особо много возможностей остается, – деловито отрезала Зоя. – Сколько ему, ты говоришь? Восемьдесят четыре? Ну сам подумай…
– Что мне тут думать? – сопротивлялся я. – Да и зачем ему это? Он хочет слышать только то, что я решил дальше идти по его пути. Что я ему скажу? «Знаете, спасибо, конечно, за все, но вы глубоко заблуждались всю вашу жизнь?» Думаешь, ему от этого легче станет?
– Думаю, ему станет легче от того, что в его жизни, в которой он так заблуждался, будет хоть один человек, который не бросил его, несмотря ни на что, – не сводила с меня Зоя твердого взгляда.
Я тяжело вздохнул:
– Что-то я не уверен, что смогу найти в себе столько благородства, честное слово.
– А я уверена, – улыбнулась Зоя. – Иди!
За окном стремительно темнело, и один за другим зажигались окна соседних домов. Внезапно меня посетила мысль, что это последний вечер на земле и утро не настанет. Я поежился, тряхнул головой, чтобы прогнать кошмары, и прижал к себе Зою. Так мы сидели маленькую вечность, а потом я, сам не веря в то, что делаю это, встал и действительно поехал на Котельническую.
Высоко в неспокойном небе вокруг шпиля крутилась зацепившаяся за него темно-серая туча, а перед входом сидела целая стая ворон. В сумерках их чернота становилась еще более глубокой, и каждая из них казалась мне каркающей дырой, которая затянет в себя, стоит только приблизиться. С выступающим потом на лбу я осторожно пробрался между ними, старательно обходя каждую как минимум на метр, и навалился на дверь. Сперва она не поддавалась, и я уже собрался облегченно сдаться, но потом дверь внезапно распахнулась даже слишком легко, и от неожиданности я упал на холодный мрамор. Я поскорее поднялся и стыдливо огляделся, но холл был пустым. Только лифт, как всегда, светился в конце, зазывая меня.
Чуть ли не на цыпочках я пошел к нему, боясь привлечь к себе внимание то ли неуловимой консьержки, то ли ее духа, если ее больше не было в живых. «А ты уверен, что тогда, когда ты ее видел, она была еще жива?» – с издевкой кинуло мне подсознание, и я припустил к лифту уже со всех ног, старательно не смотря влево, где раньше появлялся стол со старухой и пальмой. В лифте я в исступлении нажал раз пять на кнопку, перед тем как лифт наконец не закрыл дверцы и не унес меня в поднебесье.
Казалось, что я должен непременно застрять, так, как застреваешь, направляясь к кому-то с нечистыми намерениями. Но дверцы открылись на нужном этаже и выпустили меня в хорошо знакомый коридор с тусклыми лампами на стенах. Видимо, мои намерения были чисты. Хотя я сам не знал толком, зачем пришел и что буду говорить. Как можно медленней я прошел к квартире Барона и застыл перед тяжелой дверью. Она хранила в себе такую тишину, словно за ней уже давным-давно никто не жил, и она пропиталась молчанием, как маслом.
– А за ней ведь и действительно никто не живет, – пробормотал я сам себе.
Внезапно в моем ватном теле наконец снова забегала кровь, и я расправил плечи. Ни с того ни с сего вихрь моих мыслей улегся и выстроился в складную цепочку. И теперь я точно знал, зачем пришел и что скажу своему наставнику. Я три раза постучал костяшками в темное дерево, и стук разнесся по внутренностям квартиры с четкостью и определенностью забиваемых гвоздей. Тишина напряглась и застыла в ожидании того, что ее разобьют. Шаги послышались не сразу, и я уже стал переживать, что его нет дома, но в конце концов в замке провернулся ключ, и я оказался лицом к лицу с Бароном.
В очередной раз я ужаснулся тому, как быстро он состарился. Морщины его тянулись еще более глубокими прорезями по щекам, чем сегодня утром, а сутулая спина придавливала его книзу. Тонкие волосы обрамляли голову прозрачной вуалью, а пальцы, которые он поспешно спрятал за спиной, заметя мой взгляд, дрожали.
– Входи, Адам, – проговорил он тихо, и облегченная радость в его голосе выдала сомнения в том, что я приду.
Отвернувшись, он побрел в гостиную, и я последовал за ним, на ходу снимая куртку. Никто не предлагал мне плюнуть на часы и снять верхнюю одежду, никто не прятался скромно за дверями с подносом. Квартира пахла затхлостью и отсутствием теплых напитков. Она пахла пылью и болотом, приправленным крепким алкоголем и сигарным дымом. Она пахла разлагающейся роскошью, в которой завелись черви. Мне вдруг ужасно захотелось остановить
