Глава 26
– Макс! Макс! Ко мне!
Трэвиса пробрала дрожь, когда рядом пронеслась еще одна машина и его обдал порыв резкого, холодного ветра. Он ходил по окрестностям уже более часа, расспрашивая соседей и развешивая объявления «Пропала собака», но так и не смог ничего узнать о том, что именно случилось с собакой его брата. Он позвонил в службу неотложной ветеринарной помощи и оставил сообщения на автоответчиках всех ветеринарных кабинетов в городе – большая часть которых была закрыта на праздники – но никто ничего не знал о какой-либо потерявшейся собаке, подходящей под описание Макса. Такой большой пес просто не мог пропасть бесследно, думал Трэвис, а значит, его либо похитили, либо он погиб.
Он уже ступил на свою подъездную дорожку и возвращался к дому, пытаясь вновь разжечь в своей душе робкий огонек надежды на то, что Макс вернулся сам, когда телефон в его кармане загудел. Сердце Трэвиса радостно забилось – наконец-то хоть какая-то новость! – но, достав телефон, он увидел, кто звонит.
– Привет, Хэнк, – сказал он, стараясь скрыть свое разочарование.
– Привет. У тебя найдется минутка?
Трэвис уже дошел до конца подъездной дорожки и, заглянув за забор, окинул взглядом задний двор. Макса там не было.
– Конечно, – ответил он. – О чем пойдет речь?
Хэнк заговорил не сразу.
– У тебя что-то случилось? – спросил он.
– Нет. – Трэвис снял сапоги и вошел в дом. – То есть да, но это не имеет к тебе никакого отношения. Пропал пес Хью.
– А ты звонил в приют для собак?
– Я обзвонил всех, – ответил он. – Теперь он либо объявится сам, либо нет.
Трэвис снял куртку и бросил ее на стул.
– А что у тебя?
– Это касается твоей программы, – сказал Хэнк. – Учитывая то, что случилось с псом Хью, мне очень жаль, что мне приходится сообщать тебе такую плохую новость.
– Это насчет той проблемы, о которой ты сказал мне на церемонии награждения?
– Да. Те две семьи, о которых я говорил, уже отказались включать своих детей в программу, а третья семья рассматривает такую возможность.
– Но почему? Ведь программа еще даже не начала действовать.
– Кто-то сказал им, что цель этой программы – посадить их детей на лекарства.
– Но это же неправда.
– Это знаешь ты, и знаю я, но они этому верят.
Трэвис провел рукой по своим волосам. Среди тех потенциальных проблем, которые он учел, задумывая свою программу, не было возможности того, что кто-то начнет распространять о ней ложные сведения. Такая мысль даже не приходила ему в голову. Кто же запустил этот слух? Что это: просто досужие домыслы, или же кто-то выдумал все это нарочно?
– А что, если я позвоню этим родителям сам и объясню, что суть программы отнюдь не в том, чтобы пичкать их детей лекарствами?
– Я им это уже говорил.
– Но если я…
– Послушай, Трэв, имена и фамилии этих детей и их родителей – это конфиденциальная информация, ты сам настаивал на ее конфиденциальности, когда мы запускали твою программу. Кроме меня их фамилии известны только моему секретарю Дебби, причем она узнала их только потому, что на прошлой неделе я попросил ее напечатать список всех таких семей.
– Хорошо, я понял, но…
– Если ты нарушишь принцип конфиденциальности, позвонив тем родителям, которые уже отказались, это поставит под угрозу всю программу.
Трэвис начал ходить из угла в угол. После всего, что он сделал – учредил Фонд Дилов, преодолел все бюрократические препятствия, чтобы налоговой службе не к чему было придраться, привлек экспертов для разработки программы – его приводила в ярость мысль о том, что весь его замысел может пойти прахом из-за безответственной болтовни какого-то невежды.
– Я все понял, – сказал он. – И я просто хочу узнать, кто тот человек, который сообщил этим семьям лживую информацию о программе.
– Я уже знаю, кто им это сказал. Вернее, я знаю, кто это был, по их словам.
– Тогда скажи ему, чтобы он это прекратил.
– Я уже сказал.
– И что?
– Она сказала мне, что не делала ничего подобного.
