– Да?
– Конечно, нет. Меня все устраивает. Особенно ваши мокрые волосы. Они всегда превращаются в кудри?
– Только по волшебству и только на территории золотого парижского треугольника, – пошутила я. – Простая алхимия, синьор Инганнаморте, простая алхимия.
– Мадемуазель, что-то мне подсказывает, что мы начинаем меняться местами. Отвлеките меня от вашего прилипшего к телу сарафана.
– Как отвлечь?
– Не знаю. Расскажите какую-нибудь чушь. И вообще… Куда мы идем, мой сумасшедший гид?
– Мы идем в «Unisex». Почти пришли. Этот ресторан практически всегда открыт, и здесь подают неплохой паштет. Отвлечь… отвлечь… Могу продекламировать Верлена на французском. «Сердцу плачется всласть, как дождю за стеной, что за тайная власть у печали ночной…» Это не то. Вы знали, что свинья – единственное животное, которое не может посмотреть на небо?
– Что за чушь?
– Так вы же именно о ней меня и просили.
– Не до такой степени, – рассмеялся Дженнаро. – А если перевернуть?
– Кого?
– Свинью.
– Я об этом не думала. Наверное, в таком варианте животное сможет увидеть небо… – Я на секунду задумалась. – Вуаля, синьор Инганнаморте. Мы на месте.
В позднее время суток клуб-ресторан «Unisex» зачастую был забит до отказа, так как относился к одному из немногочисленных ночных заведений, расположенных в восьмом аррондиссмане Парижа. Музыка там гремела вовсю, привлекая все новых и новых посетителей и не нагулявшихся вдоволь туристов.
– Мадемуазель, это что за бедлам? – поинтересовался Дженнаро, когда мы нырнули в глубь ресторана, пробираясь среди огненно-красных предметов мебели.
– В этом бедламе еще нужно попробовать заполучить столик, – ответила я, озираясь по сторонам в поисках какого-нибудь гарсона. – Кстати, я не знала, что бедлам – английское слово.
– Оно более чем английское, потому что «Bedlam» – это название лондонской психиатрической лечебницы.
– Да? Не переживайте – здесь немного лучше, чем в психбольнице. Monsier, monsier! Excusez-moi! Est-que vous avez la table pour deux personnes?[66] – окликнула я пробегающего мимо официанта.
– Pour bois ou pour manger?[67]
– Pour manger et pour bois[68], – улыбнулась я.
Несмотря на то что парижские официанты далеко не всегда отличались вежливостью и отзывчивостью, они в большинстве случаев искренне мне симпатизировали. Исключение составляла лишь одна заспанная барышня, которая двадцать минут несла мне меню в небезызвестном «Cafe de la Paix» и полчаса выясняла, что значит французское слово «omelette». В отличие от меня, Дженнаро не нужна была улыбка, чтобы очаровать официантов: он четко говорил им, чего хочет, и ясно давал понять, какая славная евро-благодарность ожидает их за реализацию его желаний. Одним словом, мы быстро заполучили лучший столик, с которого, как по волшебству, исчезла маленькая табличка с надписью «Reserve», потому что «Unisex» не относился к числу парижских заведений, где слову «резерв» придают хоть какое-то значение.
– Простите, так что вы говорили о «Bedlam»?
Бутылка «Chablis» в ведерке со льдом появилась на столе так же быстро, как и исчезла прямоугольная табличка. Паштет и сырное плато тоже не заставили себя долго ждать.
– Мадемуазель, я устал кричать на весь ресторан. Не имею ничего против хорошей музыки, но здесь слишком шумно. Либо пересядьте ко мне на диван, созданный в лучших традициях французских борделей, либо дождитесь, когда мы отсюда выйдем.
– Pas de problem[69]. – Я с удовольствием оставила в одиночестве довольно удобное кресло.
– «Bethelem hospital» был основан в тринадцатом веке при одном из лондонских монастырей. – Дженнаро непринужденно меня обнял. – Он служил пристанищем для несчастных, обездоленных и умалишенных людей. Впоследствии больницу стали называть «Bethelem» или «Bedlam». Методы лечения, правда, были не очень гуманными: больных заковывали в цепи, пускали им кровь, морили голодом и за деньги разрешали местным богачам увидеть это зрелище собственными глазами.
– Merrrrrd… Синьор Инганнаморте, со стороны наверняка кажется, что вы нашептываете мне на ухо слова безудержной страсти, а не хладнокровно рассказываете об издевательствах над бедолагами. Это все равно, что лечить гомосексуализм электрошоком. А ведь лечили же…
– Было и такое, – подытожил он, заказывая еще одну порцию французского паштета. – Вы оказались правы: здесь неплохо готовят pate en terrine.
– Я рада. А вы как к ним относитесь?
