— Легенды — лишь слова, а обереги — просто побрякушки, — Чара взвешивает на ладони подвеску-сердце, прежде чем положить обратно. В глазах её вспыхивает сожаление. — Только ты сам можешь себя спасти.
Флауи не в силах оторвать взгляд от куртки, сиротливо оставленной здесь. Словно Санс: один среди золотых цветов, медленно пожирающих его изнутри.
— Чем они это заслужили? — хрипло спрашивает он, почти не надеясь на ответ. — Ты сказала: жестокость порождает жестокость. Но Фриск, она никогда...
— Не всё можно объяснить одинаково, Азриэль, — Чара опускается в цветы, рядом с курткой; Флауи спрыгивает ей на колени и касается рукава. — Почему ты не спросишь, чем мы с тобой заслужили то, что заслужили? Ответ будет один. Мы пытались побороть судьбу, а это никогда не заканчивается хорошо. Вселенная самовосстанавливается, и любые аномалии, что возникают в ней, стираются из пространства и времени. Разве ты сам — не лучший пример?
— Что это значит?
— Ты должен быть мёртв, Азриэль, — произносит Чара, внимательно глядя на него. — И ты знаешь это. Но, несмотря на всё, ты ещё жив.
— Я не знаю, почему! — вырывается у него. — Я не знаю! Ты права, я должен был погибнуть, но я очнулся и...
— Стал цветком, — кивает она. — Это аномалия. Это то, что люди называют чудом. Твоя душа отказалась умирать, и твоя судьба изменилась. Есть вещи, которым она не в силах противостоять; есть то, чем способны управлять мы сами. Твоя воля к жизни стала твоим спасением. Однако, Азриэль, порой благословение становится проклятьем. Наши желания не всегда исполняются так, как нам хочется. Ты остался жив, но счастлив ли ты от этого?
Флауи опускает голову, боясь встретиться с ней взглядом, но натыкается на золотые цветы; он ненавидит их всем сердцем.
— А как ты думаешь, — горько выплёвывает он. — Быть проклятым цветком... это не та жизнь, о которой обычно мечтают. Может, если бы ты была...— он спотыкается на словах, — или если бы Фриск осталась, но...
Чара вздыхает и продолжает говорить, хотя Флауи уже не уверен, что сможет выдержать. В любом случае, он должен.
— Все мы пытаемся изменить судьбу. Порой это получается, но, Азриэль, как я уже говорила: за чудеса приходится платить. То, что монстры зовут решительностью, сила, что сделала людей непобедимыми — не более чем обыкновенная воля к жизни. Так же как твоя душа, душа Фриск отказывалась умирать бессчётное количество раз, и судьба уступила. Ей дали возможность всё исправить, но ради второго шанса приходится чем-то жертвовать, и цена за это обязана быть высокой. Ты спрашиваешь, чем она заслужила это — что же, вот ответ, которого ты ждал.
Флауи молча смотрит ей в глаза, тёмные, бездонные. Он никогда не думал, что всё может закончиться вот так.
— Она не просила об этом, — в конце концов, говорит он тихо. — Никто из нас не просил.
Чара пожимает плечами.
— Возможно, сознательно — нет. Но, Азриэль, невозможно создать что-то из ничего. Для всего в мире есть своя причина и свой исток. Фриск могла не знать этого, могла не просить, но её желания были слишком сильны. Её решительность спасала ей жизнь множество раз, но, в итоге, она же послужила началом распада.
— Это несправедливо, — Флауи сжимает зубы, чувствуя, как к горлу подбираются слёзы. — Если всё так, как ты говоришь... это просто несправедливо.
— Таково равновесие, — сухо отвечает Чара. — Таков закон. И мы ничего не можем с этим поделать. Каждый цветок на её теле — лишь ещё один символ, ещё один знак. Подтверждение того, что судьбу обмануть невозможно. Прости, если это не то, что ты хотел услышать, но такова правда.
Он всё же не сдерживает слёз, и они капают Чаре на колени. Она не утешает его, но осторожно меняет позу, так, чтобы Флауи оказался в тесном кольце её рук. Он утыкается ей в плечо, крепко жмурясь и чётко зная, что эта боль — абсолютно, на сто процентов его собственная.
— Не плачь по тем, кого уже нет, — тихо шепчет Чара, — не живи прошлым, Азриэль. Оно тянет на дно. Спаси тех, кого ещё можно спасти.
Он чувствует, как колет листья что-то острое, и поворачивает голову, смотря вниз, туда, где Чара кладёт рядом с ним подвеску-звезду.
Санс.
— А что же с ним? — всхлипывает он; Флауи вновь ощущает себя Азриэлем, вечно рыдающим и ранимым. — Чем он заслужил это?
— Ты помнишь круги на воде, Азриэль? — вопрос на вопрос. — Ты помнишь, как губительна бывает решительность? Монстры не зря стали такими, какие они есть. Санс никогда не умел по-настоящему отдаляться и закрывать свою душу, поэтому страдал больше, чем кто-либо. Попытки Фриск побороть судьбу, желание Санса спасти её — одно наложилось на другое и стало единым целым. Судьба дала ему возможность помочь, и цветы выросли на нём, но...
Она замолкает, качая головой. Флауи затаивает дыхание.
— Порой мы любим кого-то настолько, что не можем их отпустить, — наконец, произносит она с горькой усмешкой. — Но чем сильнее мы стараемся удержать, тем быстрее они покидают нас. Это никогда не заканчивается хорошо. Санс не должен был так поступать.
— Он лишь хотел защитить её.
— Да, — Чара срывает золотой цветок и медленно крутит его в пальцах. — Это эгоистичное желание остаться с тем, кто тебе дорог, обычно
