казалось.
«Мы можем быть решительными. Порой этого достаточно».
Это нечестный ход. Флауи сглатывает, ощущая, как подбираются к горлу слёзы.
— А порой — нет. Санс, скажи ему, ты обязан сказать, ты...
— Сказать что?
Они одновременно вздрагивают и поворачиваются к двери. Папирус стоит, облокотившись о косяк и сложив руки на груди, и с любопытством глядит на них обоих. Флауи мгновенно холодеет, прикидывая, как долго они не замечали его присутствия, но Папирус переспрашивает:
— Так что сказать? Что вы тут обсуждали?
Флауи делает страшные глаза, глядя на Санса; тот пожимает плечами и жестикулирует:
«Ничего важного. Ты голоден?»
— Немного, — Папирус светлеет, не замечая, как Флауи вздыхает и исчезает из кухни. — Будешь спагетти, брат?
Санс кивает. Папирус проходит к холодильнику, вытаскивает контейнеры и начинает раскладывать еду; когда он поворачивается, чтобы спросить о порции, Санс мгновенно поднимает руки.
«Останешься на ночь сегодня?»
Папирус медленно моргает несколько раз, прежде чем ответить:
— Да. Да, конечно.
Санс слабо улыбается. Папирус неловко улыбается тоже, прежде чем вернуться к завтраку; его душа запоздало стучит в груди, и поэтому он не чувствует на себе пустого пристального взгляда, тяжело ложащегося на плечи.
Когда он садится за стол, в глазах Санса снова дрожат огоньки.
***
«Я не собираюсь умирать».
Альфис насмешливо фыркает. Чтобы разговаривать с Сансом, ей приходится отрываться от работы, и потому она нетерпеливо постукивает когтями по столу, намекая, что время не терпит.
— Не имеет значения, чего ты хочешь. Я понимаю, что ты в отчаянии, в некотором роде, но подобные слова всё равно ничего не изменят. От цветов нельзя излечиться.
«Не нужно лечиться», — Санс прерывается, чтобы протянуть ей лабораторный журнал, открытый на последней странице; там размашисто написано лишь одно слово, подчёркнутое неровной чертой. — «Нашёл выход».
Альфис пролистывает предыдущие страницы с повторяющимися записями и вздёргивает бровь.
— Это не выход, Санс. Это лишь возможность. Не самая лучшая, я полагаю. Ты знаешь, какова вероятность успеха? Думаю, что да.
«Я знаю», — он забирает журнал, пряча его под куртку. — «Но разве есть варианты? Стоит рискнуть».
Она пожимает плечами, показывая своё сомнение.
— Ценю твой энтузиазм. С последней нашей встречи ты выглядишь лучше. Не внешне, конечно, — Альфис выдавливает сухой смешок, — скорее, я говорю о твоём моральном подъёме. Он вызван этим твоим открытием, или дело в Папирусе?
Санс хмурится.
«Папирус?»
— Да, Папирус. Кажется, ваши отношения налаживаются? — она замечает подозрительный взгляд и взмахивает рукой. — Нет-нет, я лишь слышала это от Андайн. Не люблю сплетничать, но твоё самочувствие во многом зависит от твоего брата, и это достаточно интересно.
«Я не хочу об этом говорить».
— Вот как, — она суживает глаза так, что за очками они превращаются в две щёлочки. — Дело твоё. В любом случае, что бы ни происходило между вами, это уже ничем не сможет помочь. Я говорила — цветы не излечить. У тебя не осталось времени.
Он ждёт, что она скажет «мне жаль», однако Альфис молчит, глядя на него снизу вверх. Санс чувствует, что она видит вовсе не его — лишь заросли золотых цветов, к которым его скелет прилагается безоговорочно.
«Времени хватит. Дай мне то, о чём я просил, и я всё исправлю».
Она встаёт с тяжёлым вздохом. Грузное тело Альфис перемещается по лаборатории с удивительной проворностью; она срывает тёмную ткань с прислонённого к стене зеркала и подзывает Санса к нему. Он подходит, не совсем понимая, зачем.
— Сними одежду, — говорит она, прислоняясь к раме. — А потом мы поговорим об остальном.
Он послушно стягивает куртку и осторожно вылезает из футболки. На это тратится несколько минут, и неприятные ощущения возникают в тех местах, где он случайно тянет цветы. Альфис терпеливо ждёт. Когда Санс заканчивает, она подходит и бесцеремонно заглядывает ему под рёбра, туда, где мечется съедаемая цветами душа.
