— Посмотри, — Альфис чуть разворачивается, чтобы он видел. — Вот почему у тебя не осталось времени, Санс.
Он смотрит в зеркало. В полумраке лаборатории его душа мягко мерцает синим, изредка вспыхивая ярким огнём; цветов на её фоне почти не видно. Если бы было ещё темнее, казалось бы, что она просто парит в воздухе, отдельно от тела; Санс отстранённо думает, что вскоре так и случится.
Он сжимает кулаки в беспомощном гневе. Он старался не глядеть на душу без лишней необходимости последнее время, и потому упустил стремительную её потерю. Цветы, пожирающие её всё быстрее, сделали своё дело: меж рёбер теперь осталась лишь малая часть его когда-то бывшей сильной души. Крохотный синий огонёк, тлеющий угасающей свечкой — вся его чёртова жизнь, прожитая напрасно.
— Это уже не вопрос дней, — слышит он над ухом. — Остались часы, Санс. Ты слишком поздно нашёл свои ответы, — она медлит немного, прежде чем продолжить. — Мне жаль. Правда.
Он собирается с мыслями. От души невозможно оторвать глаз, и потому он жестикулирует, всё ещё смотря в зеркало, будто поглощающее свет.
«Ты дашь мне то, что я просил?»
Альфис качает головой, и Санс чувствует, как стремительно гаснет его решительность, до того поддерживающая жизнь.
— У Азгора немного изменились планы. Здесь ничего нет. Полагаю, мы больше ничего не можем сделать.
Он пересиливает себя и отрывается от зеркала. Альфис завешивает его снова, и Санс так же медленно одевается, потому что надо идти домой и... чёрт бы знал, зачем теперь это нужно.
— Это был хороший эксперимент, — говорит Альфис, пока он бредёт к выходу, будто разговаривая сама с собой. — Если когда-нибудь подобное произойдёт с новым человеком, обещаю, что займусь этим.
Санс застывает на пороге, обожжённый этой мыслью. Новый человек. Новый ребёнок. Ещё одна душа, отобранная и распылённая ради тех, кто не умеет быть добрыми и милосердными.
Что ж. Возможно, не так уж плохо уходить из мира, что подобен этому.
Но Папирус, господи, Папирус...
Сансу хочется вцепиться в косяк и выть, выть, пока кто-то не придёт и не успокоит, но он остаётся на месте.
— Скажи, — слышит он из глубины комнаты. — Умирать — страшно?
Санс усмехается и поводит плечом, прежде чем шагнуть на свет.
***
Предчувствие накрывает Папируса душной волной. Он сидит в комнате Санса, лениво листая какую-то книжку — очередное научное чтиво, в котором он ничерта не разбирается, — когда проклятое ощущение накатывает, заставляя привычно встрепенуться. Душа нервно вздрагивает, и магия начинает бурлить, ища выход; Папирус откладывает книгу в сторону и тревожно прислушивается к себе, не зная пока, что делать.
Санса в доме нет. Он ушёл к Альфис пару часов назад, оставив записку на столе; Папирус нашёл её, когда вернулся с дежурства. Потом он поужинал в одиночестве, завернул остатки еды и убрал в холодильник, на случай, если брат будет голоден, вымыл всю посуду. Болтливый цветок куда-то улизнул, и Папирус позволил себе поваляться перед телевизором, пролистывая каналы, пока это ему не осточертело. Тогда он взглянул на часы — было около девяти — и решил сразу подняться наверх, в комнату Санса, чтобы дождаться его возвращения.
Брат хотел, чтобы он остался. Хотел, чтобы Папирус был рядом — значило ли это, что, наконец, они доверяют друг другу? Папирус много лет считал, что выбранная им линия поведения является единственной, позволяющей защищать Санса от бед, но теперь ситуация кардинально поменялась. В какой-то мере он благодарен цветам за это — вернее, был бы, если бы они не заставляли брата задыхаться и разговаривать жестами.
Папирус встаёт с кровати, беспокойно меряя комнату размашистыми шагами. Он не глуп, и он давно заметил, что Сансу становится хуже день ото дня. Недавно он чуть было не умер от удушья — случайность, что Папирус вернулся вовремя. Что, если в следующий раз им не так повезёт? Папирус не замечает, как сжимает зубы так сильно, что те чуть ли не крошатся; вязкий комок в желудке растёт пропорционально скачущим мыслям. Он не знает, что происходит с Сансом на самом деле; не знает, как продвигаются исследования Альфис, потому что брату хватает проблем и без его расспросов. Но беспокойство усиливается, и время подходит к одиннадцати, а дома ещё никого нет. Папирус решает дойти до лаборатории, чтобы успокоиться, но, прежде чем он открывает дверь, в комнату врывается Флауи, и на лице его написан неподдельный страх.
Папирус чувствует, как паника затопляет его до того, как Флауи начинает говорить.
— С-санс, он... — Флауи задыхается, словно бежал, хотя обычно он просто перемещается с помощью магии. Дыхание его сбивается, и душа Папируса тоже. — Санс, нам нужно...
— Что с ним? — перебивает Папирус резко, хватая цветок за стебель; тот вскидывается, глядя на него безумными глазами. — Чёрт тебя подери, что с ним?!
Флауи издаёт странный звук, похожий на всхлип.
— Он в Водопаде. Он умирает, Папирус, он...
Нет, нетнетнетнетнет
