возбуждения, брал глубоко, оглаживал языком вздувшиеся вены, и наградой ему служили тихие стоны чернокнижника.
— Тор, — Локи стонал без стеснения. Он опустил ладонь на светлую макушку и стал тонкими пальцами перебирать жёсткие пряди. — Да, продолжай, мой хороший, не останавливайся…
Одинсон подчинялся, ласкал жадно и в какой-то момент даже грубо, пальцами вцепившись в белоснежное бедро демона, другой рукой стал торопливо сжимать собственный член через штаны. Безумие! Он постарается забыть об этом, как только покинет проклятую избу, конечно же, если ему позволят. Казалось, пытка продолжалась целую вечность и не закончится никогда, но в какой-то момент маг крупно задрожал, вскрикнул раненной птицей и спустил ему в рот. В этот миг и Тор сорвался, кончая в штаны, при этом глотая вязкое семя. Позволить себе отстраниться Одинсон не мог: Локи, фиксируя в одном положении, вцепился в его голову. Через мгновение всё кончилось, но стыд и злость ещё не успели пробудиться в сердце охотника. Он пытался отдышаться, когда выпустил член Локи изо рта, при этом устало прижавшись взмокшим лбом к бедру чернокнижника. Он всё ещё держал мага, касался, только теперь вместо гладкой кожи под его пальцами отчётливо чувствовались неровности. Одинсон медленно отлип от проклятого чёрта и уставился на его пах, не чувствуя отвращения, а нарастающее беспокойство и непонимание.
Белоснежные бёдра были испещрены старыми шрамами, глубокими росчерками, вертикальными и поперечными, длинными и короткими. Тор поднял голову, Локи поймал его взгляд. Одинсон судорожно сглотнул. Тонкие губы колдуна были сжаты в одну прямую полоску, и отчётливые мелкие шрамы вокруг рта мелькали на лице демона. Но через мгновение всё исчезло, словно не было, кожа мага снова стала гладкой, без изъянов. Он поспешно отошёл в сторону, быстро подхватил штаны, отвернулся, натягивая обратно. Одинсон успел скользнуть взглядом по его ягодицам и дёрнул головой, опасаясь давать оценку этой части тела молодого колдуна.
Лафейсон отошёл подальше от своего ночного гостя, облокотился на разделочный стол, пару раз глубоко вздохнул и повернулся обратно. Тор с большим трудом выпрямился, встал на ноги и презрительно посмотрел на Вольштагга. Тот был ещё без сознания, наверное, всё отдал бы, чтобы увидеть торово унижение.
Одинсон приходил в себя очень медленно, разум снова просветлялся от гнёта чёрной магии, и, опомнившись, он вытер губы, да что толку, ведь всё проглотил до последней капли. Вкус чужого семени всё ещё был у него на языке. Ничего более отвратительного Тор не испытывал в своей жизни, в штанах было влажно от собственного семени, и отчаянно хотелось вбить в сердце колдуна осиновый кол, да хоть что-то сделать.
Локи молча взял из корзины яблоко и опустил на обеденный стол, без слов предлагая заесть горечь унижения. Тор только шумно вздохнул и отрицательно покачал головой. Маг ещё толком не отошёл после пережитого экстаза, во всём теле чувствовалась приятная нега. Непозволительное допущение — использовать гостя, действуя на его разум с такой низкой целью, но Локи не искал себе оправдания. Охотник переживёт своё унижение и забудет об этом кошмаре. Может, и охоту бросит.
— Теперь я могу уйти? — охотник дышал как разъярённый бык.
— Иди, — спокойно ответил маг.
Тор уверенно повернулся к двери, кинул торопливый взгляд на свою накидку и скорострелку на полу, сделал шаг, потом второй, колдун ему не препятствовал. К чёрту всё, нужно было просто бежать отсюда, пока была такая возможность. Охотник открыл засов и судорожно схватил ручку. От дальнейших действий его остановил болезненный стон и пыхтение. Одинсон медленно повернулся. Это Вольштагг пришёл в себя, озирался по сторонам, скалился на гостеприимного хозяина избы, а Локи лишь ухмылялся.
— Ах ты, мерзкий ублюдок, я тебя наизнанку выверну, поганое отродье! — свирепо бросил рыжебородый. Превозмогая боль, он шумно попытался подняться, и ему это удалось.
Одинсон замер. Он сам себе не верил, но отлично понимал: оставлять Локи наедине с охотником было нельзя, мало ли. И зачем он вспомнил проклятый сон, где Вольштагг насиловал убиенного? Чернокнижник отреагировал преувеличенно спокойно, на его лице не дрогнула ни единая мышца.
— Думаешь, ты всесильный?! — заорал Вольштагг пуще прежнего. — Я с тебя кожу сдеру, когда хорошенько попользую…
На оскорбительные речи колдун наконец отреагировал самодовольной улыбкой и, не смотря в сторону Тора, обратился к нему:
— Ты всё ещё здесь? Пора бы уже и честь знать. Я отпустил тебя, уходи, Тор.
Орденовец дикими глазами глянул на компаньона. Отпустил? Тора? За какие заслуги? Что ему пообещал охотник? Так дело не пойдёт!
— Одинсон, да ты колдовская шавка? — возмутился Вольштагг, хрипло посмеиваясь, он давно догадывался об этом. — Хороший будет улов. Я вас всех в пыточной сгною, и Сартаса твоего, и тебя!
— Ты его не тронешь! — прорычал Тор, забывая о том, что должен немедленно убраться, пока колдун не передумал, только в сердце колотились возмущение и ярость.
— Шавка! — выплюнул Вольштагг.
Тор не стерпел, он рванул к раненому охотнику, но Локи преградил ему дорогу.
— Кто такой Сартас? — полюбопытствовал колдун, не обращая внимания на рыжебородого.
— Мой друг, — отрезал Тор.
— Такой же, как этот? — демон криво ухмыльнулся.
