мало кому везло уйти от него живым. Человек, убивающий за идею, — опаснейший зверь.
Локи присел с краю. Кот в ногах у гостя на его приближение не отреагировал, уютно устроился рядом с Тором и, казалось, не опасался его, даря своё тепло. Лафейсон прикрыл глаза и покачал головой. С каких пор он оставлял в живых назойливых гостей; когда такое было видано, чтобы он укладывал оных в свою постель, заботливо разжигая для нарушителей спокойствия курения? Да ведь Локи до того и не требовал вставать перед ним на колени, чтобы удовлетворить свои потребности. Странная ночь. Всё сегодня пошло не так.
Лафейсон пару минут задумчиво разглядывал волевое лицо охотника, в нерешительности поднял руку и коснулся высокого лба. Одинсон вздрогнул, напрягся, свёл брови, но не проснулся. Маг тепло улыбнулся и осторожно погладил светлую голову.
— Утро вечера мудреней, — сказал Локи вслух, словно призывал себя подождать.
Что делать с Тором, он решит утром. Только он уже знал, что отпустит его.
***
Тор просыпался медленно и неохотно. Не хотелось даже глаза открывать, уже не говоря о том, что вставать с постели. Понежиться в тепле подольше, вот было бы отлично. Одинсон так бы и сделал: весь день провёл в постели, в тепле и уюте. А какой аромат-то стоял в комнате, не иначе каша из печки томилась в ожидании, когда её отведают. Одинсон облизнулся, и вдруг ему в голову пришла странная мысль: кухарка на постоялом дворе, где Тор комнату снимал, готовила плохо, вечно у неё всё пригорало, то недосолено, то наоборот, пересолено; муж вечно ворчал на неё, когда постояльцы появлялись в надежде позавтракать. Здешний аромат свежеиспечённой каши отдавал теплом и любовью, с какой хозяйка готовила для своей семьи. Тор вспомнил смутный образ матери, которая всегда была у очага в заботах и хлопотах о муже и детях. Вот только не было у Одинсона семьи, не было ни спутницы, ни детей, только охота.
Вот тут и накатили воспоминания о ночных кошмарах, из мира снов они просочились в реальность и терзали тело злокознённого Вольштагга. Тор с опаской открыл глаза, не зная, чего ожидать. Потерев глаза со сна, Одинсон увидел лишь пустую избу, горящий в очаге огонь и чёрного кота, что расхаживал по длинной лавке у стола. На застеленном чистой скатертью столе плетёная корзина с зелёными яблоками и круглый пшеничный хлеб.
Тор сглотнул голодную слюну, давно он не видел ничего приятней такой тёплой картины. Колдуна в избе не было, и это настораживало. Куда делся этот вездесущий чёрт? И как Тор оказался в постели хозяина? Одинсон не помнил, как оказался лежащим на чужом ложе, к счастью, хоть не голый, это отчего-то успокаивало.
Одинсон заслышал звук за дверью, похожий на неспешные шаги, и тут же улёгся обратно, закрыл глаза, притворившись спящим. Дверь открылась, впуская в дом прохладу. Одинсон лежал, не дышал и чуть вздрогнул, когда кот нетерпеливо мяукнул.
— Эрос, потерпи, — тихо шепнул колдун и добавил: — Не шуми.
Кот словно понял речь хозяина, утих, а Тор весь обратился в слух. Никто не стоял над ним с вилами и дьявольскими зельями, его не тормошили и не будили. Чернокнижник передвигался по избе тихо и неспешно. Шуршал у стола и окна, у подтопка. Одинсон отчётливо услышал, как сломалась хрустящая хлебная корочка и что-то тягучее и тёплое полилось в кружку. Тут уж он не стерпел и открыл глаза, завозился, чтобы его услышали.
Локи стоял у разделочного стола, рассеянно мял в руке мякиш хлеба и смотрел, как кот из кружки пил молоко, лакая шумно и с удовольствием.
— Доброе утро, — Локи перевёл взгляд на гостя. — Вставай, завтрак готов.
Тор поёжился, колдун говорил как-то преувеличенно отстранённо. Словно ночью произошло ещё что-то, о чём Одинсон пока не догадывался.
— Я, если позволишь… — начал было мямлить Тор.
— Позволю, позволю, — вздохнул колдун. — Позавтракаешь и ступай.
Тору нечем было возразить, да и не хотелось, аромат свежеприготовленной еды манил, он позволил себе столь человеческую слабость. Нехотя вылезая из постели, Тор надел обувь и сел за стол на лавку. Локи неспешно стал раскладывать кашу по тарелкам, кот, напившись молока, сидел да морду намывал. Колдун взял кружку и подбавил туда молока и пару ложек мёда, сладкий запах лип заставил Тора тяжело сглотнуть.
Хозяин как ни в чём не бывало размешал молоко да и выпил из кошачьей миски. На удивлённый взгляд гостя ответил молчанием, заговорить не стремился. Тор, не подумав о возможных последствиях, набросился на завтрак, как голодный волк, никогда в жизни он ещё не пробовал такой вкусной каши и хлеба. Гостеприимный хозяин наполнил кружку молоком, а небольшую пиалу — мёдом, подвинул к гостю и продолжил спокойно есть из своей тарелки.
Локи на него не смотрел, всё поглядывал в окно, казалось, прислушивался и наконец заговорил, когда Тор наелся досыта и шумно вздохнул, привлекая к себе внимание.
— Останься у меня на пару дней, — колдун произнёс эти настораживающие слова, не отрывая взгляда от окна.
— Что? — Одинсон опешил, но тут же торопливо замотал головой. — Хочешь снова, чтобы я… Лучше убей, но не унижай так опять. Мне и вчерашнего хватило, вовек не забыть.
Колдун медленно отодвинул тарелку с кашей, и тотчас кот с лавки подскочил на стол и принялся есть, да так уплетал, что треск за ушами стоял. Одинсон напрягся: как реагировать на всё это, он не знал, видно, связь какая-то была между колдуном и котом, ясная только им двоим. Хозяин избы не ответил Тору, а его это не устраивало, охотник попытался привлечь к себе внимание:
— Локи, ты слышал, что я сказал? Или убей, или отпусти.