Только все мысли и ожидание надругательства вдруг растворились в грозном рычании, знакомом и страшном, как любое неподвластное воле человека природное явление. Пол под ногами Тора содрогнулся, обступившие его мужики, как сорванные ветром листья, отлетели в разные стороны, крики затопили помещение, такой стоял вой, что в ушах зазвенело, хруст костей, причмокивание и рычание превратились в какофонию ужаса. Одинсон не понимал, что происходило, он лишь крупно дрожал и тонул во тьме, сражённый болью.
— Тор? Ты слышишь меня? — Одинсон дёрнулся, замычал в ужасе, когда под него поднырнуло что-то чёрное, мягкое и живое. — Это я, ты слышишь? Всё будет хорошо.
Цепи спали с его рук, и Одинсон, застонав от боли в сломанной руке, едва не теряя сознание, рухнул на тёплую шерсть, обнажённой кожей он чувствовал горячее тело под собой. Мощный зверь поднялся на ноги, и единственным глазом Тор рассмотрел залитый кровью пол, искорёженные тела палачей. Только легче от этой картины не становилось, так хотелось просто закрыть единственный уцелевший глаз, закрыть навсегда. Одинсон провалился куда-то, и боль на время отступила.
***
Готовить охотника к церемонии оказалось сложнее, чем Локи думал по пути домой. Изуродованный палачами Тор раз от раза приходил в себя и бредил, он плакал и умолял о смерти, он так хотел остановить боль. Лафейсон понимал его, как никто другой. Какими бы ни были последствия этой ночи, он принял решение за Тора, он взял ответственность на себя.
Эрос, истошно крича, метался вокруг жертвенного стола. Локи ничего не оставалось, как продолжать причинять Тору боль, его надо было водрузить на стол, и это было очень тяжело для охотника. Он снова стал стонать и просить о смерти, как о единственном избавлении от боли и унижения. Маг силился не обращать внимания на его предсмертный бред, но Эрос своим беспокойством заставлял и его нервничать.
— Хватит! — резко бросил Локи. — Не мешай мне!
Кот затих, стал размахивать хвостом, как кинжалом, но стих и охотник, лишь едва заметно приподнималась и опускалась грудная клетка. Локи требовалось ещё немного времени, чтобы полностью покрыть тело Тора мазями, обложить травами. В мёрзлую землю Лафейсон вбил пять факелов, освещающих жертвенный стол. Фенрир напряжённо осматривался вокруг, контролируя территорию, он шумно дышал и недовольно порыкивал: незваные гости сегодня тут были не нужны.
— Тор? — тихо позвал маг, нагнувшись к его лицу. Единственный глаз охотника был закрыт, из левой глазницы текла сукровица и гной. — Слышишь меня?
Одинсон приоткрыл рот, но тут же судорожно его закрыл, опасаясь отвечать. Локи сам себе кивнул, он был собран и готов к обряду. Он сжал в руках острый церемониальный клинок и занёс над Тором. В свете факелов сверкнуло острое змееподобное лезвие, на рукоятке были изображены три фазы луны — суть бесконечного течения времени. Лес замер, в мёртвом оцепенении взирая, как тьма плодила себе потомство, но в сердце мага трепетала не жажда величия и победы над смертью, в его сердце бился человеческий страх и надежда. Он вдохнул полной грудью и перехватил клинок одной рукой, другой прикрыл Тору глаза и, нагнувшись, коснулся чёрных обугленных губ, как если бы мать целовала своё любимое дитя.
Тор готов был поклясться, что его чёрный рот обдало тёплым дыханием, а губ целомудренным поцелуем коснулись чужие уста. Сладкий поцелуй смерти, тихий вздох и мощный удар в самое сердце, хруст рёбер и застывший в горле крик. С этим предсмертным воем Одинсона подбросило вверх.
Ясным взором он увидел искорёженное тело на простом деревянном столе в лесной глуши, в груди торчала рукоятка кинжала, а над телом, полыхая языками пламени, навис языческий бог с серебряной чашей, до краёв полной крови. Фенрир с горящими пламенем глазами взирал на божество, мягко ступая по мёрзлой земле, Эрос подскочил на ноги, глаза его тоже мерцали жёлтыми всполохами. Лес затопила такой силы энергия, что у Тора едва хватало сил выносить эту сминающую мощь, его тянуло вниз с каждым движением огненного демона. Огнебог полыхающей рукой схватился за рукоятку и резко вырвал кинжал из груди своей жертвы, чтобы следом залить искорёженное тело убиенного кровью из серебряной чаши.
Одинсон чувствовал, как возвращалась тяжесть, снова всё тело наливалось свинцом и каменело, каждый вздох давался с большим трудом, но тепло, охватившее тело, вселяло надежду. Где-то издали раздалось неясное блеяние козлов, рычание большого опасного зверя и утробное мурчание кота. Охотник провалился в темноту, оказавшись на грани между сном и явью.
***
После такого не выживали.
Собственно, Тор знал, что не был достоин жизни, один поступок, продиктованный совестью, не мог перекрыть все его зверства. Подобно Фандралу, в своё удовольствие Одинсон мучил своих жертв, пытаясь отомстить колдовскому племени за свою семью, разбитые надежды и кошмарные сны.
Одинсон вздрогнул, заслышав голоса, и замер без движения, лишь пальцами несмело ощупал тёплую ткань, смутно напоминающую одеяло.
«Откуда в аду одеяло?» — со скрипом соображал Тор.
Раздался скрежет и топтание совсем рядом, короткое шипение и рычание, только рык принадлежал не волку, это уж точно.
— Ну, что с вами делать? — гневно шипел рассерженный колдун. — Не вздумай на меня напасть, я тебе рога-то обломаю.
Тор шумно сглотнул, не веря собственным ушам. Это ведь был Локи? Точно Локи! Только какие рога и кому он собрался ломать? Чернокнижник мёртвым быть никак не мог, но и оказаться рядом с охотником ведь тоже. Как же вышло, что Тор слышал его голос? Это был его предсмертный бред? Это
