Перед дверью в горницу Княгини, на простой деревянной скамье, вот уже час сидели, вызванные к ней — воевода, старшина и сотник Дубок. Ждали, когда их, кликнут в помещение. Ожидание затягивалось. Больше всех волновался воевода: раньше никогда такого не было! Княгиня никогда не заставляла так долго ждать приглашения под дверью.
Лучше всех себя чувствовал Дубок. Какая ему разница, где сидеть, дожидаючись чего — либо. Скамейки везде одинаковы: что на дружинном подворье, что в тереме у Княгини. Здесь хоть тепло, даже в сон клонит!
Старшина нервно покусывал ус. Затянувшееся ожидание — начинало ему не нравиться. Забот полон рот, а тут сиди и жди — неизвестно сколько. Неспроста все это! Задница опытного воина, чуяла приближение беды.
Ольга, развернув кресло к окну, наморщив лоб, еще и еще раз — продумывала сложившуюся ситуацию.
— Дубок, конечно, не предатель! Он молодой болтун! Но не дурак же он? Дураков сотниками не выбирают и не назначают. По той простой причине, что у него под рукой, сто человеческих жизней, и он несет за них полную ответственность! Если он не домыслил суть приказа сверху, если сам не принял правильного решения, когда ждать указаний свыше нет времени и возможности — это может привести к катастрофе и поражению в битве. А это сотни и сотни загубленных воинов, которые обязаны тебе верить — и верят!
Каждый воинский начальник, начиная от десятника, проходил строгий отбор и если он им становился, то это говорило о том, что он может видеть дальше собственного носа, может рассчитать свои действия на шаг вперед и предвидит последствия своих поступков и слов.
Дубок, последствия своих слов — не предвидел! Значит — виновен! Значит — она права. А мягкой и доброй, в настоящее время, она быть не может! — Приоткрыла дверь:
— Заходите воины и простите, что заставила так долго ждать. — Воинские начальники расселись в том же порядке, на точно такую же скамью. В горенке запахло отсыревшей кожей и железом. Ольга продолжала стоять рядом со своим столом. Медленно развернула берестяной свиток:
— Сегодня, дознаватели Мирового судьи, перехватили очередное голубиное послание князю Горазду, о наших планах скорого похода. Слушайте: — голос Княгини был ровен, говорила она степенно, тщательно подбирая и выговаривая слова.
— Сроки похода изменились. Выход дружины — на две седмицы раньше. В войске тридцать пять сотен конников. Для освобождения Романа, выделено полторы сотни, специально подготовленных гриден. Князя, с острова, лучше перепрятать в другое место. — Обвела взглядом присутствующих. Они на неё не смотрели. Их очи были прикованы к её столу, по которому неторопливо бежал крупный, коричневый таракан.
Ольга хлопнула дланью по столешнице — таракан приказал долго жить. Смахнула его останки со стола и вытерла руку о портки. Поскольку более ничего интересного на столе не наблюдалось, очи воинских начальников были прикованы к ней:
— Что скажите, дорогие побратимы?
— Вот суки гнилые! — Это свое мнение выразил Демир.
— Кто этот падла, дознались? — Этот вопрос задал Дубок. — Ольга перевела взгляд на него. Глядит открыто, очи чистые. На розовом лице — молодая, курчавая поросль.
На щеках Княгини полыхнул яркий румянец:
— Ты! — Повисла гробовая тишина.
24
У Дубка отвисла челюсть. Губы шевелились, но слов не произносили. Ольга продолжила:
— Донос писал не ты, на что я очень надеюсь! Ты ведь грамотой письма не владеешь! А вот твой будущий тесть Лихожад, с рунами знаком! Но он к нашим секретам не допущен! Новины о наших планах, он получал либо от тебя лично, либо, что более вероятно, от своей дочки Акулины, твоей будущей жены! Но тут разница небольшая: она ведь тоже, наши планы не ведает. Вот такая грустная жизнь у нас приключилась!
— Тишина, погребальным камнем давила на плечи присутствующих. На Дубка было жалко смотреть: челюсть так и не вернулась на место, лицо пошло пунцовыми пятнами, губы продолжали беззвучно шевелиться. Унибор, сидевший рядом с ним — резко отодвинулся от него, как от зачумленного. Воевода Демир, медленно поднялся, и длань легла на рукоять меча. Ольга протестующее подняла вверх руку:
— Остынь, воевода! Не к лицу тебе беспредел творить! Не моги без суда и моего веления расправу чинить! Не волен ты против закона поступить! — Демир тяжело опустился назад на скамью. Зато, поднялся в рост, Дубок. Голова опущена, взор острый, напряженный, но в пол. Молчание затягивалось. Наконец, сотник выпрямился. Очи стали белыми от вселенской тоски, по щекам — мокрые бороздки от нечаянных слез:
— Княгиня, мне очень трудно в этом признаться, но ты была права! Я зело повинен в том, что случилось. Действительно, все, что написано на бересте, могло прийти к моему будущему тестю, только от меня. И опять ты права: не лично от меня, напрямую, а через мою будущую жену!
