Глаголать с ними я взял с собой Унибора и сотника Тарана. У них были знакомые из тех дружинников, что были у нас в плену. И точно: двое сотников были у нас в гостях. С ними в первую очередь и затеяли разговор.
И знаешь, Княгиня, что интересно? Особого страха и злобы, у всех вышедших из города, в очах я не приметил: только настороженность и удивление!
Представляться, кто мы такие и зачем пришли к стенам их стольного града — потребности не было. Они все понимали! Но я все равно поведал им, что мы не для пира к ним наведались, а пришли чинить спрос за их непотребство по отношению к нашему правителю.
Они молча выслушали нас, и оставив без ответа наши к ним претензии, гуськом удалились за ворота. Я успел им во след прокричать, что мы даем три дня и три ночи на размышление и после — штурм! Если, конечно, не будут выполнены наши условия.
На следующий день, к нам зачастили перебежчики. За сутки, к нам из города выбрались больше тридцати человек разного сословия. В основном, это были те, кто был не согласен, с поведением князя Горазда. А он лютовал, да еще как!
За одно только утро, по его приказу, казнили четверых горожан, которые прилюдно вещали, что мы не звери и зла их народу не желаем. А пришли к ним с законными требованиями. Все они были дружинниками, которые побывали в нашем плену. Народ роптал и проклинал Горазда.
В вину ему ставили, что он даже к осаде не готовился, зная, что мы придем вызволять своего князя, которого тот захватил пораненного и незаконно гнобит на острове.
В городе назревал голодный бунт. Кормить было нечем даже детей! К слову надо сказать, что голод у них начинался, задолго до нашей осады. К зиме, народ княжества, не смог подготовиться из — за похода, затеянного князьями. А купить продукты на стороне — не позволяла пустая казна.
На совет, как жить дальше, тайно, горожане решили собрать наиболее влиятельных людей стольного града. Но среди них оказался предатель, который донес о совете князю. Горазд, как всегда был скор на решение: вчера утром, все тринадцать почетных граждан Гарды, пошли под топор палача. А вот это был уже перебор. Такого князю — простить люди не могли!
Начался бунт, который взял под свое крыло, воевода дружины — Зосим. Поднялись все: ремесленники, мастеровые, работники пристани. Ближе к полуночи, гридями дружины было блокировано княжеское подворье, а в терем к князю, ворвалась разгневанная толпа горожан. Защитить его никто не мог, да и не желал.
Все было кончено в считанные мгновения. Князя и четырех его дружков, с которыми он гулеванил в светелке под самой маковкой терема, насадили на пики и вилы и выбросили из окна.
В полночь, городская стража открыла Главные ворота, и выдало нам тело убиенного князя. Вот так распорядились наши боги. Они коварства и непотребства — никому не прощают. — Воевода зачерпнул ковшом холодную воду из ведра, с охотой выпил, и вытер усы дланью. Ольга задумчиво произнесла:
— Да, страшная смерть! Не хотела бы я так кончить! Аж мороз по коже!
— Тебе. Княгиня, такой конец не грозит! Тебя наш народ уважает и любит! — Ольга усмехнулась:
— Знаешь, как мудрые люди говорят? — От любви до ненависти — один шаг! Ну да ладно! Благодарю тебя за подробный доклад. Пожалуй, необходимость моей встречи с важными горожанами, на сегодня, отпала. Поговорю с народом позднее, когда посвободней буду. А сейчас прошу разделить вечернюю трапезу со мной и близкими мне людьми: Романом, Симаком, Унибором. Понимаю, что пировать и веселиться, пока рано, но желаю я — немного развеять тоску и печаль нашего Князя. Не откажи в моей просьбе! — Воевода встал и низко поклонился:
— Располагай мной по своему усмотрению, Княгиня! Тем более: — не в поход зовешь идти, а к столу приглашаешь. Этому мы, завсегда с радостью!
Когда Ольга вошла в горницу Романа, он лежал уткнувшись носом в стену и до пояса укрытый медвежьим пологом. Воительница прошла до окна и вернулась к лежанке:
— Роман! Я пришла пригласить тебя на вечерю. Будут только наши, и тебе будет с ними интересно. Вставай, приводи себя в порядок, и пойдем со мной. Стол уже накрыт! — Роман зашевелился. Отбросил крылья полога и сел, прислонившись спиной к стене. Ольга удивилась: почивать на лежанке не снимая при этом сапог — в голове не укладывалось. Роман сладко зевнул и запустил пятерню в грязные, нечесаные волосы:
— Не стоило будить: я в компанию не набивался. — Еще раз зевнул:
— Но раз уж поспать спокойно не дали, то придется идти. Все равно, заснуть я сразу не смогу! Выйди, мне на бадью присесть надо. Хотя — я могу и при тебе. Ко всему привык! — Ольга молча покинула его горницу.
На душе было гадко. К себе не пошла. Прислонилась к стене возле двери и некоторое время, просто неподвижно стояла. Охрана из четырех воинов, стояла чуть поодаль и делала вид, что они ничего не зрят. За это она им была очень благодарна.
Роман появился из двери: засаленный кафтан наполовину расстегнут; портки, лишенные пояса — низко спущены и открывают несвежее, желтое нательное белье. Лицо ничего не выражает. Прошествовал мимо и свернул в горенку Ольги. Охрана, слишком явно делала вид, что ничего необычного не происходит. Ну, вышел из своего помещения Князь и прошел в помещение Княгини. И что? Обычное дело!
