срезанные ветви яблони, растущие прямо пол окном горницы. По ним прошелся луч. Слава богам, больше разрушений он не принес. Теперь, вырываясь из длани Княгини, он был направлен под углом в серое, зимнее небо. Ни одного предмета не касаясь, его конец терялся в низком облаке, и с ним ничего не происходило. Облако, как облако.
Спешно, вновь приложила перстень к теплому боку камня. Луч скукожился и спрятался в свое убежище. Гудение прекратилось. В горнице воцарилась тишина. Ольга вытерла вспотевший лоб. Она поняла, что в её руки попало страшное, доселе невиданное оружие. Как, где и против кого его использовать, она пока не знала, но это, пока, сильно её не волновало: было бы оружие, а остальное — приложится.
Мысли мельтешили в голове. Перед очами стояли клубы пара, мгновенно растаявшего снега в тех местах, где он соприкоснулся с ослепительным клинком луча. В сознании, что — то щелкнуло, но пока не отложилось. Ольга оставила зарубку в памяти: вернуться к этому видению в более спокойной обстановке. Чутье подсказывало, что из увиденного, можно извлечь важное и полезное для себя и для скорых событий.
Снова вернулась к недавнему сну: если он вещий, в плане перстня и камня, то почему надо считать чудом и глупостью её короткий полет над пропастью? Опровергнуть или подтвердить свои сомнения, решила в долгий ящик не откладывать.
Горница для этого не подходила: слишком мала! Выходить на подворье и проверять свои способности днем — посчитала великой глупостью. От всех очей не спрячешься: вдруг кто — то со стороны увидит, её попытки уподобиться птице? Если ничего дельного с этого не выйдет, в лучшем случае посчитают, что Княгиня умом тронулась. Средь бела дня разогналась — и носом в снег. Срамота, да и только!
Поразмыслив, перенесла попытку освоить полет, на ночное время, когда посторонних очей не будет. Лишние свидетели, триумфа или позора — ей без надобности.
Перед тем, как упрятать чудесный камень, она его внимательно оглядела. Но никаких изменений в нем, с тех пор, как его принес из леса Челак, она не обнаружила. Бережно завернула его в песцовую шкурку и опустила на дно походной сумы.
В дверь поскреблась, а затем и объявилась бабка Устинья. В руках — деревянный поднос с едой: подходило время обеда. Взгляд Ольги, в первую очередь, выцепил кувшин, в котором обычно, Устинья, приносила свой знаменитый отвар. Вот ему, она очень обрадовалась:
— Баба Устя, ты вот поведай мне, Могу ли я с собой взять хотябы малый бочонок твоего лекарства? Уж очень оно мне по душе! — Бабка внимательно посмотрела на Княгиню:
— А ты никак от меня съезжать собралась? Так рано еще тебе, по походам шлындать! Не меньше седмицы тебе в покое прибывать надо. Душа еще не залечена. Плачет она слезами кровавыми и песни тоскливые поет по ночам. От этих песен, разлад в организме случается и опасность большую твоему сознанию несет.
Повременить тебе с ратной службой надо, а то так и до беды недалеко. Голова еще не способна правильные поступки, от неправильных отличать! А тебе ошибаться вельми непотребно. Ты ведь Великая Воительница и Княгиня! От тебя жизнь многих людей зависит. — Ольга грустно усмехнулась:
— Рада бы я повременить, да судьба — злодейка не позволяет! Ворог, моему стольному городу, угрозу несет. Остановить его надо! Не остановим — вот тогда действительно беда страшная для народа моего. Защитить его, кроме меня и войска — больше некому! Именно поэтому, мы завтра, по утру, уходим. Но до встречи с супостатом, у меня в запасе есть три дня и три ночи. За это время, надеюсь, при помощи твоего настоя, слабость телесная отвяжется, и сила прежняя вернется. Другого пути у меня нет! — Бабка посмотрела на неё, как на неразумное дитя:
— А ты зело не надейся! Даже с помощью моей настойки, силы тебе не восстановить. Она чудеса творит только тогда, когда она со временем, в дружбе и согласии. Отвара я тебе хоть бочку приготовлю. Но где ты возьмешь бочку времени?
Тут секрета нет: настой дает силы, а время — крепость и выносливость. Одно без другого жить не могут! Если одного с избытком, а другого кот наплакал — можно спалить организм, или умом повредится. Бывали такие случаи в жизни. Понимаешь, это питье, как чудесно, так и опасно. И лекарство и яд в одном кувшине. Больше одного, кувшинчика в сутки — пить не моги! Нутро может углями взяться. И тогда уже никакие снадобья не помогут! Если с настоем переберешь — день можешь геройствовать. А еще через день — тебя уже нет. Одна черная головешка о тебе поминает!
Поэтому потреблять его, под присмотром знахарки, такой как я, надобно. Иначе до беды — один шаг. — Ольга обняла Старуху за шею, прижалась к её морщинистой щеке:
— Не пугай меня, дорогая баба Устя! Боги не выдадут — свиньи не съедят. Чему быть — тому не миновать! Может я бы и хотела, еще седмицу под твоим присмотром понежиться, да возможности такой нет. Изменить что — либо, не в моих силах. Так что готовь, к завтрашнему утру, малый бочонок своей чудесной настойки.
Повторюсь: чему быть — тому не миновать! Отдадимся на волю наших богов. Они все видят и несправедливости не допустят!
Постарайся поспеть с бочонком к завтраку: мы уходим рано. — Устинья тяжело вздохнула, и шаркая ногами, побрела к двери. В груди у Ольги было пусто и холодно. Но вздыхать себе не позволила: дни стояли короткие, темнело рано. А ей еще предстояло научиться летать.
С уходом бабули, Ольга забралась по медвежий полог и попробовала спокойно разобраться в событиях последнего времени. Вначале затеялась разложить по полочкам недавний сон.
С камнем и перстнем было все понятно: через вещий сон, родной отец, передал ей в руки мощнейшее оружие, которым она, пока, воспользоваться не знала как. Применить его в битве протии конницы? Все её существо такой исход отторгала.
