тридцать?
И тут же испуганно прикусила язык.
Ой, куда-то меня не туда занесло. Когда я уже научусь следить за словами!
– И что же? – с явным интересом переспросил Фарлей.
– Да так, ничего, – буркнула я. – Не обращай внимания.
– Нет, теперь я хочу это услышать! – принялся настаивать Фарлей и сильнее сжал мое запястье. – Ну же, Агата! Если начала – то закончи, пожалуйста.
– А ты не обидишься? – с опаской спросила я.
– На тебя я вообще не могу долго злиться, – со странной улыбкой заверил меня Фарлей. – Куда скорее я обижусь, если ты оставишь меня в неведении. Завела такой интересный разговор – а потом в кусты.
Я насупилась. Отвела взгляд в сторону и медленно проговорила, тщательно подбирая каждое слово:
– Говорят, что одинокие мужчины за тридцать напоминают общественные уборные. Все приличные заняты, а в свободные и по доброй воле не сунешься.
После чего напряженно выпрямилась. Даже страшно представить, как Фарлей отреагирует на народную мудрость.
Неполную минуту он молчал, видимо, переваривая услышанное. И вдруг грохнул хохотом.
Я с невольным облегчением вздохнула. Все-таки не обиделся. И это радует.
– Прости, Агата! – простонал Фарлей, свободной рукой вытирая выступившие на глазах слезы. – Но такое сравнение, честное слово, я слышу впервые.
Всхлипнул от смеха в последний раз и затих.
В карете было темно, но я не сомневалась, что он сейчас смотрит на меня. И почему-то мне казалось, что как раз ему тьма не мешает.
– Ну если ты действительно хочешь это знать, то ловеласом меня назвать нельзя, но отношения с женщинами у меня были, – наконец, сказал он. – Большинство из них, правда, завершалось достаточно быстро – через пару-тройку месяцев. Но с одной девушкой я встречался около года. Если тебе интересно, то ее звали Нирия Эйплан. Мы даже жили вместе и планировали помолвку.
– И почему вы расстались? – спросила я, не уловив в его голосе особого разочарования из-за оборвавшейся некогда связи.
– Работа, Агата, – со вздохом произнес Фарлей. – Я всегда слишком много работал. А ей хотелось большего. Хотелось, чтобы я постоянно был рядом с нею. Чтобы мчался к ней по первому зову. После нескольких крупных скандалов по этому поводу она пошла на отчаянный шаг. Вздумала пробудить во мне ревность.
– Увлеклась и изменила? – догадливо переспросила я.
– Да нет. – Фарлей негромко хмыкнул. – Хотя точно не уверен. Тогда я расследовал одно очень запутанное дело. Домой появлялся далеко за полночь, падал замертво в постель, а уже на рассвете уходил. И, честное слово, я в упор не замечал цветов, якобы присланных ей неизвестным воздыхателем, не улавливал в ее разговорах намеков на таинственного ухажера. Это оскорбило ее пуще прежнего. Разразилась новая ссора. Настолько масштабная, что ни о каком продолжении отношений после этого не могло идти и речи. Слишком много обидного было высказано мне в лицо.
– Удивительно, – проворчала я.
– Что именно? – переспросил Фарлей. – Тебя удивляет, что я ушел после ссоры? Ты сама знаешь, как могут ранить некоторые слова.
– Удивительно, что ты что-то там не замечал, – пояснила я. – По-моему, ты видишь абсолютно все вокруг.
Фарлей молчал так долго, что я подумала, будто он решил завершить разговор на столь непростую тему. Но в тот момент, когда карета уже останавливалась во дворе его особняка, он вдруг задумчиво обронил:
– Возможно, Нирия была права в своих обидах. Когда по-настоящему любишь человека – то даже чувствуешь, что ему снится. И всегда будешь рядом, чтобы отогнать кошмары.
А вот теперь я порадовалась мраку, царившему в карете. Почудился в словах Фарлея прозрачный намек на прошлую ночь, когда он успокаивал меня от рыданий.
Но я тут же предпочла отогнать эту мысль подальше. Да ну, чушь какая! Эдак ты, Агата, еще вообразишь, будто настырный блондин по уши влюблен в тебя.
Глава шестая
Я лежала и мрачно смотрела в потолок.