Она выстроила нас в шеренгу в столовой для прислуги. Я не могла назвать ее тем именем, которое дали ей ее родители, потому что называть эту женщину самым прекрасным словом на земле для меня было невозможным и слишком кощунственным. Она подняла всех в шесть утра. Лично входила в комнаты и заставляла вставать с постелей, смотрела надменным взглядом масляно-серых глаз на каждую из нас, словно изучала. Ее седые волосы с металлическим холодным оттенком были уложены в совершенно невозможную для шести утра прическу. Очень худая, во всем черном она напоминала мне ворону. А не паучиху, как назвала ее Вита. Есть люди, чья внешность обманчива - так вот, ее внешность на все сто процентов соответствовала каждому сказанному ею слову. Мертвенно-бледное лицо и какие-то неживые глаза без искры и симпатии к кому бы то ни было. Даже маячившая за ее спиной Кристина не вызывала в мадам Огинской никаких эмоций.
Она говорила очень тихо с презрением и снобизмом в довольно красивом голосе. Подходила и рассматривала каждую из нас.
- Имя?
- Светлана.
- Сколько лет, из какого агентства и откуда прошлые рекомендации?
Аккуратная очень тонкая бровь Вороны приподнялась, и она склонила голову чуть набок.
- Двадцать восемь лет. Агентство «Вайолет», рекомендательное письмо я отдавала Кристине Александровне.
- Значит, у вас всего лишь одно письмо?
Девушка кивнула, и Ворона обернулась к Кристине.
- Мы больше не нуждаемся в услугах Светланы. На ее место завтра заступит другая девушка. Позаботьтесь, чтоб ей все выплатили. Рекомендаций не будет.
- Но почемууу?
- Потому что главным требованием при трудоустройстве в Багровый закат являются три рекомендательных письма с предыдущего места работы. А с данным агентством я прекратила работать два дня назад.
Лицо Светы покрывается красными пятнами. Она сглатывает, как будто ком застрял в горле, и на глазах блестят слезы.
Она уволила троих, прежде чем поравнялась со мной. Выше меня на полголовы, смотрит сверху вниз, как на насекомое, ни одной эмоции в глазах, а у меня волной неприязнь, даже ненависть к этой высокородной мадам, или кем она там себя возомнила. Говорит с нами, как с отбросами. Можно подумать, сейчас средневековье. И в то же время она внушает страх и неясное чувство тревоги, как будто от нее можно ожидать что-то очень плохое, и увольнение это не самое паршивое, что может сделать эта неприятная женщина.
- Имя.
- Надежда. Двадцать два года. Я не от агентства, и у меня нет ни одного рекомендательного письма.
Наверное, за все время пребывания в этом доме я еще не испытывала подобного удовольствия. Лицо матери Романа вытянулось, и от неожиданности она несколько раз моргнула.
- И, да, я бы не возражала, если бы меня уволили.
- Что за дерзость вы себе позволяете?
В ту же секунду Кристина взяла Огинскую под руку...
- Нам нужно поговорить, Любовь Викторовна.
- Кто это такая? Откуда она здесь?
- Идемте-идемте.
- Куда вы меня тащите? Уберите руки. Это кто такая? Пусть немедленно начинает собирать вещи. Кто взял эту пигалицу на работу?
Лицо Огинской покрылось красными пятнами.
- Ваш сын... и он дал указания не трогать ее и не нагружать работой.
- Что это значит?
- Нам лучше отойти...
Огинская смерила меня уничижительным взглядом и последовала за Кристиной. А та крикнула:
- Всем за работу. Быстро! Что рты пооткрывали? Бегом!
Я смотрела вслед Вороне, как меня вдруг взяла под руку Вита.
- Паучиха тебе этого так с рук не спустит. Она отомстит.
Я усмехнулась и вдруг поняла, что меня искренне забавляет эта ситуация.
- Пусть она меня уволит.
- Скорее всего, именно это она и захочет сделать, но, когда поймет, что это невозможно, я не думаю, что на этом все и закончится.
- Мне уже давно нечего бояться.
- Вот и напрасно. До сих пор неизвестно, каким образом умерла госпожа Огинская, которая ужасно не нравилась Паучихе.
