– Тех, что любят за деньги, и здесь полно. И это – мой мир. Я и так в нём повелитель.
– Актёр ты погорелого театра! – злюсь, а он ржёт, сумасшедше, громко, сотрясая хлипкий небоскрёб.
– А ты – писателишка-неудачник. Тебя собственная книга сожрала. Му-ха-ха. Ещё рассказывать мне будешь! Иди уже и радуйся, что не бросаю здесь, повелитель хренов.
Цапает за ворот и волочёт, как куклу. Рвусь, выворачиваюсь, но хватка железная. Прям, как у моей судьбы.
Она, сучка, знает мои слабые места и всегда бьёт под дых.
***
…коробка грохотит вся.
Держусь за Айринн, прям вцепливаюсь, зеньки заплющиваю плотно-плотно. Не хочу зырить, как сдохнем все.
А мы непременно сдохнем. Потому что висим, чую, на тонком шнурике, он вот-вот перетрётся и как ухнем.
И клочков не останется.
Грохот аж внутри меня. Будто кровища вся пожелезнела и теперь, клетки стукаются, звенят.
Страшно – не то слово, пятки ледяные, пальцы коченеют.
Коробка вздрагивает и останавливается.
Приехали.
– Дальше – пешком, – сообщает Тодор и растягивает, как пасть землетвари, створки двери.
Выходим.
Ободранный коридор. В нём скрипит, капает, воняет. Столько лет мечтать о Доме-до-неба и что в итоге? Такой жути и в Залесье полно!
Айринн чихает, разносится эхом.
Тодор тянет перчатку, пугает своей горящей механической лапой.
– Идём, где-то должна быть лестница.
И срывается вперед.
Спешим за ним.
Лестница и впрямь есть. С вывороченными перилами, кое-где отсутствуют куски, придётся прыгать. И наверняка будет осыпаться под ногой.
Айринн мотает головой.
– Дальше не пойду. У меня детский страх – сломанная лестница.
– Так напиши нам нормальную! – язвит Серый. – Ты ж владычица тетради!
Дичит, не простил, что на сделку не пошла.
– Не могу, тетрадь проявляется только в экстремальных ситуациях. Сейчас не получится её призвать.
– О, значит, ты не носишь её с собой постоянно? А зовёшь, как собачку.
– Как хре…
– Заткнулись оба, – Тодор рявкает на них, а я на измене на всякий случай, – сделаем так.
И расправляет крылья.
– Ты, сильфида, бери Розу, а я поволоку ушлёпка.
Вроде всё логично, но Айринн снова тормозит.
– Я не могу. Не умею превращаться…
Договорить её не даёт, хватает меня и под мой громкий ор тащит к окну и швыряет вниз.
Лечу, свистит в ушах, убьюсь нафиг.
Тотошка, баба Кора, Гиль – я любила вас как умела.
Аааааааа…
И зависаю в воздухе.
Поднимаю глаза – она, держит.
Сильфиды очень клёвые и красивущие. Зелёная вся, переливается.
Люблю зелёный.
В глазах – слёзы:
– Прости, что долго.
Лыблюсь ей, пусть не плачет. Прорвёмся.
Теперь – вверх, выше и выше. До облаков.
И вот от земли уже – разодранный лоскут внизу.
