У входа нас ждёт колымага и две старушки.
Колымага не такая нарядная, как та, на которой мы удирали от Шумного и его кашалотов, но ну куда круче наших в разы.
Старушки смотрят на меня странно, Фил злится:
– Не спится им!
– О, Филиппушка! Доброе утречко! И тебе, Машенька! – лепечет ближняя к нам бабулька.
Не сразу соображаю, кому она. Потом – допетривает и акаю, радостно лыблюсь в ответ:
– И вам не хворать, любезные барышни!
Тотошка так всем старшим говорит, они млеют.
Эта же чё-т морщится, наклоняется к другой, будто шепчет, но я-то слышу:
– Вишь, говорила же: головой стукнулась!
Другая смотрит жалостливо: мол, такая, ой-ой, детонька.
У меня уже язык начинает чесаться, так припечатать хочется чем-нибудь злым.
Но Фил берёт за руку и тянет в колымагу.
– Сплетницы! – рычит он, когда устраивается. – Живём, как на ладони.
– Но ведь так и есть! – удивляюсь. – Все мы – на ладони Великого Охранителя. Покуда он милостив, ладонь открыта. Живи себе, Небесную Твердь копти. Но может разозлиться, ладонь сжать и тогда всё! Совсем всё, понимаешь. Только сок и потечёт!
Водитель косится на нас в смотрелку, что вверху, и ржёт.
Фил вздыхает вновь:
– Что-то недобрый он у вас, этот Охранитель.
– Ты чего! – взвиваюсь. – Он добрый, всегда с открытой рукой. Потому и живём. И вообще, он же не хотел. Просто спящие… Когда они заснули, стало некому присматривать за миром. Вот он и взялся. Он молодой ещё, не всё умеет. Но добрый, говорю тебе.
В этот раз за болтовнёй и дороги не вижу. Но вроде дома мелькали одинаково серые, неинтересно.
И даже тот, у которого останавливается, похож на наш, откуда мы с Филом вышли. Точь-в-точь, только выше. Мы заходим, и Фил ведёт меня не к ступенькам, к странной двери. Нажимает кнопку, и оттуда идёт грохот и вой. Словно землетвари в Подземельях Шильды роют. Однажды видела землетварь, больше не хочу. Поворачиваюсь, чтобы уйти, но Фил тянет:
– Эй, куда собралась. Нам наверх.
И тычет пальцем.
Тут двери открываются, вижу кабинку, нестрашная вроде. Вхожу за ним. Он снова жмёт на кнопку, и… мы взлетаем!
Ей-ей!
Чую, как земля уходит из-под ног. Ух! Хватаюсь за Фила. Наверное, щаз шальная. Ору ему в ухо:
– Мы в Небесную Твердь?
– Почти, – ухмыляется он и ласково, успокоительно хлопает по руке меня.
– Но… я не могу… я из падших же. Наши сразу сгорают там в синем пламени. Не хочу гореть!
– Не бойся! Никакого пламени!
Кабинка вздрагивает, замирает, открывает зев свой и выпускает нас.
И сразу же распахивается дверь и выбегает прямо на нас полоумный старик.
– Горим! Пожар! – вопит он. – Вызывай пожарных, Филипп. У меня телефон там, – тычит дрожащим пальцем за дверь.
Фил начинает мыкаться со своей магической хренькой.
Я вся тоже трушусь.
Тут из клубов дыма, что валит оттуда, из комнаты, выскакивает адская гончая и прыгает на меня…
Валит, грохаюсь, пронзает в голове, будто на штырь нанизалась. И уходит всё.
Исчезает.
Стёрли.
Остался только белый и я на белом.
И по белому идёт Он.
Склоняется ко мне. Улыбается. Совсем не по-нашему, светло-светло так.
Говорит:
– Рано тебе ещё.
Трогает легонько. А у самого – руки в красном, липкие, пахнут.
