Словно подтверждая мои опасения, обезьянка и клоун всё так же беззаботно пляшут под скрипучую мелодию шарманки.
***
Белое и пустое. И в нём – висим мы с Охранителем.
Он говорит: рано. Выталкивает. Упираюсь: мне надо.
– Как там они?
Он слегка хмурится, отбрыкивает мою руку, злится, поди, что падшая одежды коснулась. Но не сгорела, и это придаёт сил и наглости:
– Ну? – и вся в нетерпении.
– Плохо. Сонник вырос. Охранный пузырь дал трещину. нужна Роза Эмпирея.
– Разве ангелы не могут её достать?
Аж запинаюсь, так удивляет.
– Ангелы охраняют Розу, взять её может лишь тот, у кого своя роза в душе.
И рукой в меня – ширь! Хорошо, тут не больно. Тянет потом, смотрю, цветок, алый, в каплях крови. Они заляпали всю белизну.
– Твоя роза.
Дарит мне назад, прижимаю к сердцу, и тут – загорается, ярко так, аж зеньки щаз лопнут. Она исчезает, а я по-рыбьи дышу.
– Цвети для меня, – требует он, выпинывает из белого.
Ахаю и возвращаюсь.
Смотрю, рядом Фил, тот старик и адская гончая.
Все взапаре, даже она.
Лыблюсь, тру затылок:
– Я в порядке! Но Охранитель сказал: поспешить!
– Куда? – Фил и дед переглядываются.
– Туда, назад. К моим. А то пузырь скоро лопнет.
– А, вы, молодая особа, хотите вернуться в книгу?
Ну вот, дошло! А в очках вроде, должен быть умным. Правда, у него всего одна пара. Значит, баба Кора умнее.
– Видать, – тяну к ним руки: – Поможете?
Поднимаю, но шарахаюсь за Фила, потому что псина, жуткая, тянет морду ко мне.
Старик окликает:
– Фу, Дружок, фу!
Зверь тут же пошёл хвостом махать, и сразу всю страшность теряет.
– Можно погладить, Дружок добрый.
– Огроменный! – опасливо говорю и не глажу, наоборот, руки поджимаю, в Филу липну.
Старик усмехается:
– Просто дог.
– Ого! Звучит как «бог».
Они ржут, становится лучше и Дружок уже не выглядит адским.
Старик машет:
– Айда, путешественники, в мою сгоревшую обитель.
Вонь у него в обители просто нереальная.
– Каша сгорела, – винится он. – Манная. С детства люблю.
Ведёт нас на кухню.
И Филу прям на голову ляпается большой шмат.
Прыскаю.
Он фырчит, что тот игольник, и пытается скинуть.
– Манна небесная, – веселится дед. – В моём случае – потолочная.
Эх, какой-то неважный он, хоть и старый. И неумный, хоть и в очках.
Но Фил звал его учителем, а щаз тихо материт и оттирает майку. Дружок помогает – обслюнявил всего. Хвостом бьёт, радый.
Дед хохочет, ловит шматы и в ведро бросает.
Сажусь на стул: подожду, пока поумнеют. Только быстрее пусть, пока пузырь не рванул. А то всему на свете капец.
Глава 7. Горький привкус свободы
