Когда понял, что сигнал пришел от Белинды, моментально открыл персональный портал, ступил в Лес, в котором к этому моменту уже закрылись все эвакуационные двери. Нашел ее, лежащую на земле, с одним-единственным процентом жизненной энергии в теле – и в теории, и на практике трупа. Потому что с одним процентом не живут…
Хорошо, что никто не слышал, как он ругался сквозь зубы, когда нес ее обратно, как спешно перекодировал портал, чтобы тот пропустил «неживого», как силился не упустить уже начавшую рассеиваться
– Ты успел поймать душу?
– Да. Все вернул обратно, добавил телу своей энергии.
– Надеюсь, человеческой составляющей?
– Конечно.
Джон знал: добавь он «нечеловеческой» составляющей, и Дрейку бы пришлось удалить Белинду с Уровней навсегда. Она и теперь-то, с «человеческой» составляющей энергии представителя Комиссии станет сильнее, чем была раньше. Рискованно. Но Сиблинг в своей подопечной был уверен – в ее воспитании, намерениях, человеческих качествах.
– Предлагаешь мне по этому поводу быть спокойным? – хмыкнул Начальник, и его серо-голубые глаза прищурились.
– Предлагаю. А генератор я починю…
– Не надо чинить, – остановили его, – не надо. Он больше нам не нужен – Бойд выполнил то, что от него требовалось. Черный Лес мы деактивируем с этого момента.
И Сиблинг впервые с момента запуска «кино» выдохнул с облегчением – Лин оставили на Уровнях, несмотря на ее клиническую и физиологическую смерть.
«Исключение».
Главный человек Комиссии уже выходил из кабинета, когда Джон окликнул его и предупредил:
– Шеф, Бойд в наручниках и наколот успокоительным.
– Все так плохо?
– Он невменяем. Диалог с ним невозможен.
– Посмотрим, – хмыкнули от двери, – есть ли в этом мире невозможное.
Белинда лежала с закрытыми глазами и чувствовала себя усталой, как после чрезмерно долгого сна. Наверное, уже пора встать, но тело слушалось плохо, веки казались тяжелыми. Светило солнце – это она чувствовала тыльной стороной ладони, на которую падал луч.
Сейчас она проснется окончательно, пошевелит рукой, а вокруг чудесный день…
От копания в памяти отвлекали казавшиеся знакомыми голоса.
– Она его спасла, сумела!
– Да, признаю, она первая из людей, вызвавшая у меня уважение. Хотя, я думал, что на уважение я не способен. Только не вздумай ей помогать выздоравливать!
«Выздоравливать? Я больна?»
– Не буду. Ей уже помогли. К тому же, ты не применишь воспользоваться случаем кому-нибудь навредить.
– Ну, так уж я устроен…
– Мира? – прохрипела Лин тихо. Горло саднило, хотелось пить. – Мор?
– Она просыпается, уходим…
Шорох стих, голоса тоже, вокруг воцарилась тишина.
Так и не сумевшая открыть веки Белинда вновь провалилась в дрему.
Дрейк никогда не видел Бойда таким – потрепанным, пыльным, изодранным и разломанным изнутри на куски.
– Садись.
Тот, закованный в наручники, демонстративно упал на колени. Глянул зло, как зверь, а в глазах все капилляры порваны; в углах обветренных губ запеклась кровь.
«Хотел видеть раба, – говорил этот взгляд, – вот он, твой раб. Готов к новой тюрьме, в которой сгниет, ненавидя тебя».
– Прекрати этот цирк, садись. Снимите с него наручники.
Как только Уоррен лишился кандалов, то моментально с ревом кинулся на бывшего начальника – решил хоть напоследок вырвать клок из его волос – маленькая месть перед смертью, маленькое утешение, но все же…
