Не тут-то было – одного жеста пальцами хватило, чтобы Бойд уперся в прозрачный силовой щит.
– Тварь! Ты тварь, Дрейк! – орали по ту сторону так громко, что тут же засипели связки. – Мудак, змея в форме!
Для того чтобы иметь возможность раскрыть собственный рот, Дрейку пришлось приказать вновь использовать наручники – Джон оказался прав насчет «невменяемости».
Успокоительное не помогало.
– Сядь, – приказал самый главный так жестко, что Уоррен не смог не подчиниться. Рухнул на стул, как подкошенный, надломленный во всех возможных местах, во всех костях, в каждом нервном окончании. – Сядь и послушай меня, наконец. Твоя Белинда жива.
Тишина.
И во взгляде бешеных глаз, поначалу стеклянных, скользнула надежда. Злобу сменило недоверие, надежда, растерянность, снова надежда.
– Жива? – не вопрос, хрип.
А после подозрительность.
– Где она? Что ты с ней сделал?!
– Успокойся, – Дрейк говорил спокойно и тихо, но жестко. – Еще раз перебьешь меня, и разговор придется отложить, а это не в твоих интересах, поверь мне. Твоя Белинда в порядке – мы спасли ее, успели. Сейчас она восстанавливается.
И Уоррен обмяк, раскис, сделался практически безразличным ко всему –
– Куда теперь?
– Куда?
– Ну, да… Ты ведь не собираешься оставить меня в покое, пока не похоронишь. Хотел сгноить в Лесу – не вышло…
Человек в серебристой форме молчал так долго, что даже Уоррен занервничал. Он и в былые времена не любил молчание Дрейка, а сейчас, когда не ждал от него ничего хорошего, ненавидел вдвойне.
Но его спросили спокойно, даже удивленно:
– Ты действительно считаешь, что, если бы я хотел тебя убить, то не убил бы в этом кабинете? Зачем было отправлять тебя в Лес?
– Чтобы я мучился! – заорал пленник. – Ты желал, чтобы я мучился. Но зачем? ЗА ЧТО?!
– За что? – на этот раз человек за столом хмыкнул. – Давай я расскажу тебе, за что…
«Уж точно не из-за нарушения приказа», – прочел он в светлых глазах, отливающих фиолетовым. И не к месту подумал о том, что Белинде, наверное, очень нравится этот цвет.
– Ты прав, не за нарушения того приказа, – длинная тишина. Дрейк рассматривал свои пальцы так пристально, будто на их подушечках рождались и умирали за секунды сотни новых миров.
– Что ты помнишь из своей прежней жизни, Бойд? Той, до Уровней?
Вопрос застал Уоррена врасплох – он не помнил практически ничего. Гарь, дым, беду везде. Бесконечную тревогу… Войну.
– Верно, войну, – кивнули ему. – Помнишь, скольких в той войне ты убил?
– Нет.
Он действительно не помнил. Да, в его мире кто-то зачем-то дрался и бесконечно что-то делил, но он лишь защищал тех, кого любил, – чувство потери до сих пор колыхалось, как невидимый лоскут, глубоко в сердце.
– До того, как я вытащил тебя оттуда, ты убил шестьдесят семь человек, Уоррен. И убил бы больше. Но и этого числа хватило для того, чтобы на твоей судьбе нарисовались черные кресты – семь черных крестов. О, как я только ни пытался их исправить…
– Но это… война. Там я… защищал родных мне людей.
– Я знаю. И потому крестов только семь. Но и их хватило для того, чтобы смерть ходила за тобой по пятам. Семь раз, рождаясь где-либо, ты должен был умереть. И в первый раз здесь, на Уровнях. Знаешь, что творил для тебя Лес, куда я тебя поместил? Он был твоим персональным Чистилищем. Защищая других, ты отмывался сам. Каждый раз, когда ты не отдавал кого-то смерти, ты потихоньку оттирал дрянь со своей судьбы. Спросишь, мог ли я поступить иначе, мог ли обойтись без Леса? Поверь, я старался. Я предотвращал твою гибель столько раз, сколько любящая мать никогда не смогла бы. Три года я отгонял от тебя старуху с косой, а потом понял – не смогу. Она все равно найдет тебя. И тогда я создал для тебя Лес. Для тебя, Уоррен, чтобы однажды ты решил пожертвовать ради кого-то жизнью. И дал тебе время.
– Пожертвовать?
– Именно. Потому что один лишь раз, когда ты решаешь отдать свою жизнь за кого-то другого, убирает с карты судьбы все дерьмо. Справедливая сделка, не находишь?
– Почему… – в памяти Бойда текли дни, месяцы, годы одной и той же тяжелой жизни, – не сказал мне сразу?
– Сказал? – Дрейк цинично усмехнулся. – Чтобы обнулить любой результат? Тогда ты не сделал бы все сам, тогда бы это снова был я. Но решение
