смертью правых. Мы сами удивлены, что наш народ настолько глуп и горд в своем патриотизме, как с одной, так и с другой стороны. Подумать только — придумали себе лживые истины и готовы за них проливать кровь. Мы с братьями каждый день наблюдаем, как летят их головы, и благодарим богов за людское качество, что зовется "преданность". Всегда приятно, когда за тебя готовы умирать.
У Йена невольно отвисла челюсть от изумления. Не могло быть, чтобы правители думали так! Но следующие слова Дабхгласа просто потрясли мужчину:
— Ты еще молод и горяч и не понимаешь, что к любому бедствию нужно подходить с холодной головой и сердцем. Признаюсь, Леланд со своими нищими бандитами оказал нам неоценимую услугу. Дело в том, что Глин-Гудвик в последнее время слишком разросся и расширился. Родилось много людей, народом стало все труднее управлять. Потому и возникли эти волнения в обществе, построенные на бредовых идеях. Мы давно думали, как сократить численность населения Глин-Гудвика, и война оказалась как нельзя кстати. Мы ее не начинали, не нам и отвечать за бездумные убийства. Мы обязательно вмешаемся, но несколько позже. Когда поймем, что теперь остались люди, которыми легко можно руководить.
Йену понадобились недюжие способности, чтобы не выдать своей реакции на слова Дабхгласа. Он даже смог спокойно закончить разговор, раскланяться и уйти, и ни один мускул не дрогнул на его лице.
Дальше, оставшись один, он долго будет сидеть молча, глядя в пространство, а внутри него разразиться буря по масштабу куда сильнее, чем то, что творится на полях сражений. И в итоге этой внутренней борьбы в душе мужчины родится кое-что новое, а кое-что безвозвратно умрет.
Оливия медленно прохаживалась по лагерю с видом оскорбленной невинности. Этот наглый, беспринципный мятежник с каждым днем все сильнее выводил ее из себя. Порой Лив хотелось собственными руками придушить Ханлея Леланда.
Сегодня мерзавец чуть не вывернул ей руку, когда волок обратно в лагерь из раскинувшегося вблизи лесного бора, где девушка хотела насобирать ягод. Он, видите ли, решил, что она собралась бежать. То есть Оливия — дура набитая, что ли? Девушка скорчила недовольную мину. Да и не делает она больше попыток побега, после того, как поняла, что бежать просто некуда. Прорваться в лагерь сасенаров не представлялось возможным, а лагерь сиу с трех сторон был окружен густым лесом, в котором водились волки и…дезертиры, которые были даже опаснее голодных хищников.
В отличие от остальных Оливию не держали ни в клетке, ни в яме, как других военнопленных, но все равно она чувствовала себя здесь, будто запертой в замке, под присмотром кровожадного дракона с раскосыми глазами, а славный Мертон не спешил ее вызволять.
Официально за Оливией никто не следил, но девушка постоянно чувствовала чьи-то глаза на затылке. Отпускать такой лакомый кусочек, как дочь генерала сасенаров, никто не собирался. Хотя пленников уже готовили к обмену, девушка ждала, что скоро придет и ее очередь.
Проходя мимо Патрика Маллоу, который, сидя на ящике, точил ножи, девушка обменялась с ним приветливой улыбкой. Пленным приходилось работать, поэтому днем их выпускали в лагерь, где они занимались физическим трудом.
С той поры, как они оказались здесь, объединенные одной бедой, между мужчиной и женщиной восстановилось понимание. Оливия с улыбкой вспоминала, как вытянулось лицо Патрика, когда Ханлей в его присутствие на следующее утро поздоровался с ней и назвал по имени. Тогда Лив окинула Маллоу высокомерным взглядом, который говорил: ну что понял, болван, что никакая я не Аманда?
Патрик чувствовал себя растерянным и виноватым. Он старался всячески искупить свою вину перед девушкой. К тому же, как показалось Лив, мужчина определил себя кем-то вроде ее личного стража в стане врагов и всячески старался оградить девушку от контакта с сасенарами. Особенно если дело касалось Леланда.
Каждый раз, когда этот великан ненароком обращался к ней, отвешивал шутливые поклоны, бросал в ее сторону игривые взгляды и озорные реплики, Патрик напоминал собой разгневанного зверя, готового в любой момент броситься на капитана армии сиу. И его не пугало, что он окружен мятежниками. Главное, защитить Оливию от этого негодяя.
К слову Лив эта его забота порядком раздражала. Тем паче в отношении Ханлея. Тут она сама могла за себя легко постоять, что, кстати, делала с превеликим удовольствием. Едва стоило Леланду бросить на нее, как казалось Оливии, неподобающий взгляд, как она тут же превращалась в ежа, метающего свои острые иголочки точно в цель. Но чем больше девушка шипела, огрызалась, язвила и сквернословила, тем веселее становился Ханлей. Порой ей даже казалось, что тот держит ее в лагере в качестве ручной забавы, разбавляющей скуку его серых будней.
— Ах, маленькая злючка, — произносил он, улыбаясь от уха до уха. — Я еще много лет назад знал, что ты переплюнешь всех гадюк своим ядом. Но ты оказалась настоящей гаргульей.
Оливия краснела как помидор и обрушивала на мужчину очередную волну гнева.
Сейчас она направлялась прямо в палатку к капитану, чтобы устроить там очередной погром. Когда девушка без предупреждения раздвинула края входа и ворвалась внутрь, увидела, как Ханлей и его помощник-альбинос о чем-то сумбурно переговариваются полутоном. При виде девушки оба мужчины подняли головы и замолчали.
— Мне нужно срочно с вами поговорить, — отчеканила Оливия.
— Прошу меня простить, кари Шоу, — вежливо ответил Ханлей, голос которого сочился сарказмом. — Но сейчас я очень занят.
— Я бы тоже была занята, если бы кое-кто не выволок меня с лесной опушки за волосы, — гневно отпарировала она.
Леланд мигнул, поднял бровь, снова мигнул, а затем перевел взгляд на помощника:
