порошка. Мятежники ответили им тем же, тем более что после ограбления каравана в их распоряжении было оружие куда мощнее. В итоге обмен любезностями мог легко перерасти в кровавую бойню.
Тут и там раздавались взрывы, способные неопытных свести с ума от ужаса. Но Ханлей был уже привычный к этому ужасающему грохоту. Леланд даже легко засыпал при таком шуме. На войне всегда легко засыпаешь в любой позе и состоянии.
Капитан обходил дозор, проверяя все ли в порядке в темное время суток. Казалось, все было спокойно, ну если не считать того, что ты мог ненароком взлететь на воздух.
Мужчина уже достиг края лагеря, когда услышал странный шум. Нет, это не был оглушительный взрыв, и не крики ликующих противников. Это скорее походило на мышиный писк, а точнее, плачь. Да, кто-то всхлипывал неподалеку.
Ханлей оглянулся. Женские стоны были недопустимы в военном лагере. Женщины, что находились здесь, являлись закаленными и крепкими, они не позволяли себе скулить и сетовать на судьбу. Тогда, кто же это?
Ответ пришел мгновенно — плач раздавался из маленькой палатки, в которой в последнее время ночевала Оливия. Мужчина выругался и раздвинул створки. В палатке будто никого не было. Тусклый свет догорающих поленьев отбрасывал тени на жесткую материю стен и потолка. Ханлей внимательно огляделся.
В углу на шкурах, свернувшись в комочек и закрыв лицо руками, содрогалась в рыданиях самая прекрасная женщина, которую ему когда-либо доводилось видеть. Девушка сотрясалась всем телом, шепча себе что-то под нос.
— Боги…боги…пожалуйста, — слетали горькие слова с ее языка.
У Леланда дрогнуло сердце. Как же он не подумал о ней, ведь Оливия в отличие от других на войне впервые и сейчас просто дрожит от страха перед свалившимся на нее потоком диких взрывов. Надо послать ей кого-нибудь из женщин, чтобы успокоили ее. Ханлей поморщился. Из него нянька совсем неудачная.
Он полностью вошел в палатку и сделал пару осторожных шагов в сторону трясущейся девушки.
— Эй, Лив, — нежно обратился он к ней, впервые в жизни назвав ласковой формой ее имени. — Успокойся. Ты в безопасности.
Но девушка будто не слышала его, находясь в бреду под действием страха.
— Пожалуйста…пожалуйста…прекратите…
Ханлей сел на корточки и склонился к Оливии. Та продолжала молиться, не обращая на мужчину никакого внимания. Ее шелковистые волосы цвета старого золота рассыпались по худеньким плечам, чуть подрагивающим от непрекращающихся рыданий.
— Ну, полно, полно, девочка.
Он протянул руку и провел ей по медовым локонам. Какие гладкие. Он отвел один локон в сторону и спрятал за ушком, обнажив покрасневшее от слез личико. Оливия всегда была настоящей красавицей. Впервые увидев ее на балу, Ханлей понял, что в будущем это будет совершенство. И он не ошибся. Когда после стольких лет он вновь встретил девушку, мужчине едва хватило сил не выдать своего волнения, настолько он был пленен красотой Оливии.
— Тебе ничего не угрожает, — попытался успокоить ее Леланд. — Взрывы не коснутся лагеря.
Девушка подняла на него полные слез глаза, искрящиеся зеленым светом.
— К черту войну! — закричала она. — К черту всех сиу и сасенаров! Зачем вы режете друг другу глотки? Почему вам не живется мирно? Неужели мало земли?
Покрасневшие мокрые щечки блестели в свете пламени, воспаленные алые губки подрагивали. Ханлей не выдержал и, крепко прижав девушку к груди, стал убаюкивать, как ребенка.
— Не мы начали эту войну, малышка. Мы всего лишь хотели свободы.
Окончательно осмелев, он поглаживал ее голову, плечи и спину, водил рукой по лицу, стирая с него слезы, и шептал малозначащие, но шедшие от души слова. Он поцеловал ей голову, лоб и веки.
Внезапно он ощутил сильное желание. Он всегда хотел эту женщину. Еще с той самой поры, как впервые увидел. Тогда он не посмел коснуться ее, хотя видел, что девочка воспылала к нему детской влюбленностью. Но она была еще слишком юна, а он уже тогда мысленно готовился дать отпор легиону в случае, если он будет против отделения части населения Глин-Гудвика. Он понимал, на какую судьбу обрекает эту малышку рядом с собой, и постарался в самой грубой форме отказать ей, чтобы Лив потеряла к нему всякий интерес.
Но судьба распорядилась встретиться им снова во время войны, да так, что Оливия оказалась непосредственно рядом с ним. И страсть вспыхнула в нем новым ярким пламенем. Особенно сейчас, когда их тела были так близко друг к другу, почти слились, вожделение могучей бурей налетело на него, вызвав напряженность во всем теле. Ханлей сгорал от желания, понимая, что если не отпустит ее, наделает глупостей.
Но невинное создание, то ли не понимая всей опасности, грозившей ей, то ли воспылав к нему ответной страстью, крепче прижалась к мужчине и обхватила его спину своими тоненькими ручками. Ханлей чуть голову не потерял. А особенно, когда Оливия доверчиво приподняла свою головку и, закрыв глаза, раскрыла божественные губки для поцелуя. И он накрыл их своими, пылко целуя такую желанную девушку, и уже не боясь, что его влечение выйдет
