всего, так оно и случилось. Но Евладов уверяет, что сколько он после отбытия срока ни пытался выяснить, действительно ли Морозик рассказывал о себе правду, так ничего и не добился. Петроградский комитет РСДРП ответил, что среди членов партии Морозик не числился. Ничего не смог выяснить Евладов и об участии Морозика в вооруженных стачках здесь, в Москве.
— Все это еще не доказательства, — заговорил наконец Евсей. — В Москве охранке удавалось арестовывать членов подпольного комитета по десятку раз, и вполне возможно, что Морозика знал кто-нибудь из тех, которые погибли.
— Конечно, могло быть и так, — согласился Иван. — Теперь дальше. Шяштокас под фамилией Юшка попал на фронт. В конце прошлого года за агитацию среди солдат был арестован и, по данным Московского комитета партии, сейчас содержится в минской тюрьме.
Иван замолчал. Евсей хмуро спросил:
— Это все, что ты смог выяснить?
— Все. Я же в жандармском управлении, как ты, не работаю. Так что, давай дополняй меня.
— Жандармское управление, охранку недооценивать нельзя. Там есть головы, как говорится, дай бог нам с тобой. — Евсей сделал паузу, пощипал свои маленькие усики и продолжил: — Мне пришлось залезть в архивы с девятисотого года. Год за годом просмотрел списки всех известных охранке членов РСДРП. Много там фамилий, но Чарона не нашел. Теперь вижу, что эти списки мне надо будет просмотреть еще раз, может, и наткнусь на Морозика, кто знает. Затем я добыл финансовые отчеты о выплате жалованья и поощрений агентуре. Не все, конечно, — одну папку. И вот мне бросилось в глаза, что, начиная с девятисотого года, шеф московской охранки Заварзин платил агенту под кличкой «Сыроегин» с каждым годом все больше и больше. Затем вместо Заварзина появился Зубатов. Он тоже взял Сыроегина под свое покровительство. Уже в начале прошлого года Сыроегин стал получать каждый месяц по тысяче рублей, а к концу — по тысяче двести. Вот это жалованье!
— Ну и что здесь интересного? — не утерпел Иван.
— А то, — сухо пояснил Евсей, — что Сыроегин со второй половины шестнадцатого года находится в Минске. — Евсей опять пощипал усы. — Если добавить, что в начале прошлого года несколько месяцев деньги Сыроегину на руки не выдавались, а перечислялись на его счет в банке, то можно предположить, что в это время он выполнял какое-то задание в тюрьме. Это, в свою очередь, наводит на кое-какие мысли...
Евсей замолчал. Молчали и остальные. Каждый обдумывал услышанное. Наконец Алимов спросил у Евсея:
— А нельзя узнать настоящую фамилию Сыроегина или хотя бы номер счета в банке?
— Это почти невозможно, такие секреты охранка хранить умеет. Я, конечно, попытаюсь.
— Вот и хорошо! — обрадовался Алимов. — Нам хотя бы узнать банк, куда переводилось жалованье. В общем, предлагаю следующий план: Иван и Евсей продолжают выяснять все о Морозике в Москве, а я еду в Петроград. — Он взглянул на Катурина. — Ты мне поможешь разыскать там наших товарищей?
— Разумеется. Дадим тебе пароль, адрес, оденем соответственно. А поедешь с моей сестрой. — Катурин увидел, как густо покраснел Алимов, и, словно боясь, что тот неправильно его поймет, пояснил: — Не удивляйся, Надя уже не раз выполняла поручения подпольного комитета в Петрограде и людей наших хорошо знает.
— Правильно, — поддержал Катурина Иван. — И нам будет за тебя спокойнее.
На том и порешили. Катурин предложил всем пообедать у него.
ДВЕ ВСТРЕЧИ
Без вызова в Минск из Ставки приехал подпоручик Жихарев. Михайлов, Мясников, Любимов и Ландер встретились с ним на конспиративной квартире.
Жихарев сидел верхом на стуле и, протягивая руки к открытой голландке, рассказывал:
— Трон шатается. Об этом не стесняясь говорят между собой многие офицеры и даже иностранные военные атташе. Третьего дня дворцовый комендант генерал-майор Воейков приказал мне помочь отнести в кабинет царя — тот аккурат был на прогулке — кипу документов и писем. В царском кабинете я был впервые. Шикарно там, ничего не скажешь. Папки, которые я нес, Воейков приказал положить на стол его Величества. На столе я увидел исписанный женским почерком лист бумаги. Это оказалось письмо от императрицы. Я сделал вид, будто тщательно раскладываю на столе папки, и прочел примерно половину. Императрица жаловалась супругу на беспорядки в стране и бурные манифестации в Петрограде. Писала, что на улицах возводятся баррикады, требовала, чтобы царь проявил твердость и показал бунтовщикам свой кулак.
— Ну и что император? — спросил Михайлов. — Я чувствую, вы сказали не все.
— Вчера он направил командующему Петроградским военным округом генералу Хабарову телеграмму и требовал прекратить манифестации любыми средствами. Насколько мне известно, Хабаров очень жесток и ни перед чем не остановится, прикажет стрелять, а это значит, что будут человеческие
