мной.
Пораженно Мокки смотрел, как Серех пошла прямо в сторону собак. Но в ярости преследуя и нападая на Уроса они совсем не обращали на нее внимания.
Серех остановилась возле своры. Тут один из псов, пытаясь увернуться от копыт Джехола, прыгнул назад, и сейчас, подняв морду вверх, увидел Серех точно перед собой. Мгновение он, рыча, смотрел на нее, потом отскочил чуть в сторону и присев, приготовился к прыжку. Серех не делала ни одного движения и не пыталась убежать. Мокки, решил плюнуть на запрет кочевницы, и поддался вперед, чтобы броситься ей на помощь, но раздавшийся в это мгновение пронзительный крик удержал его на месте. Саис застыл не веря, что этот крик издала Серех. Злобность пса тут же улетучилась, и он послушно уселся у ног маленькой кочевницы. Серех закричала вновь и два других пса оставили Уроса в покое и подбежали к ней, добродушно скаля зубы и вопросительно поглядывая на нее. «Они ждут, что она им прикажет делать, — понял Мокки. — Просто чудеса!»
Серех указала рукой в направлении, откуда они прибежали, собаки послушно бросились туда, и очень скоро их опять поглотила пыль.
— Откуда же ты узнала, как нужно разговаривать с ними? — спросил Мокки у Серех, не скрывая своего восхищения.
— Это же собаки, которые охраняют палатки, наверное, одно из племен кочевников где-то рядом, — ответила та и улыбнулась, — Было бы ужасно, если бы я так быстро забыла их язык.
Пришпорив коня, мимо них проехал Урос. Проехал так, словно ничего не случилось, если бы и саис, и кочевница были не чем иным, как пустым местом.
Опьянение борьбы прошло, нога — которую он не берег в этой схватке, — невыносимо болела. Закусив губы он поскакал вперед и очень скоро, дремавший до поры, яд его раны распространился в крови, и его стало лихорадить.
Вероятно, температура поднялась очень высоко, и хотя он не терял сознания совершенно, но оно словно раздвоилось, и тот Урос, сидящий в седле с полусгнившей ногой, казался ему теперь совершенно чужим, незнакомым человеком, а другой, настоящий, — полетел куда-то в сторону солнечных лучей, скользя над пиками гор, под невероятно синим небом. Лай собак давно стих, и летящего Уроса приковывали к его земному двойнику только мерные удары копыт Джехола по покрытой пылью земле.
Саис, следуя за лошадью, смотрел на седока внимательными глазами. Он не высматривал для него путь впереди, нет, напротив — он ждал когда же тот рухнет с седла на землю. «Ну! Падай же, вонючий мешок! — повторял про себя Мокки, — И солнце высушит здесь твой труп, а холод ночи превратит его в камень!» Он взглянул на Серех вопросительно, и та ответила ему одними губами:
— Если он упадет, то мы его убьем.
— Да, да.
— Потом мы найдем тех кочевников, и они будут свидетелями, что произошел несчастный случай и мы невиновны.
Хотя двойник Уроса, летящий над горными вершинами, не понимал смысла слов, звучавших за спиной того, другого, едва сидящего в седле, но тон этих слов — ему не понравился и смутно он понял, что опасность приближается к нему. Теперь Мокки и Серех бежали за слабеющим всадником молча: если он упадет… потом, удар камнем по затылку… еще один удар… смерть… всего лишь простое падение с лошади, при котором не мудрено раскроить себе череп… вытащить завещание, забрать деньги… рыдая, прибежать к палаткам кочевников… оплакать своего господина… похоронить…
И наконец, полная свобода и уверенность в будущем! Для всего этого не хватало только одного неосторожного шага Джехола. Ах, если бы он споткнулся!
Но солнце поднималось все выше и выше, тени умирали под его лучами, а Урос по-прежнему держался в седле. Казалось, что плато будет тянуться бесконечно.
Мокки дернул Серех за рукав и зашептал ей в ухо:
— Я сброшу его с лошади сам.
Кочевница согласно кивнула. Мокки поднял с земли большой камень и побежал вперед. Он догнал Джехола очень быстро, протянул руки к седлу и хотел было схватить Уроса за край одежды, но в это мгновение Джехол повернул свою голову, взглянул на саиса, фыркнул и быстро поскакал вперед — прочь от него. Мокки застыл на месте.
В глазах коня он заметил враждебность и отпор, и по отношению к кому? К нему, конюху, который растил его и ухаживал за ним, как за своим братом!
«Я, должно быть, ошибся, — в волнении подумал Мокки, — Этого быть никак не может». Он побежал, догнал коня вновь, но и на этот раз Джехол злобно глянул на него и не дал ему приблизиться, поскакав еще быстрее.
«Джехол не подпускает меня к себе! Почему?» — недоумевал Мокки. То, что Джехол, его единственный друг в этом мире, которому он отдавал все свое понимание, заботу и доброту, и от которого он получал в ответ лишь благодарность и дружбу, вдруг отталкивает его от себя, — это было для Мокки невыносимым.
«Может быть все из-за того, что я держу в руке камень?»
Мокки бросил его на землю и показал коню раскрытую ладонь, но настроение Джехола нисколько не изменилось. Он попытался протянуть к нему руку и Джехол отскочил в сторону, достаточно далеко, чтобы саис больше не мог его достать, но и довольно осторожно, чтобы не повредить сидящему в седле всаднику, потерявшему сознание. Затем, не взглянув больше на саиса, конь поскакал дальше легко и быстро, а Мокки так и остался стоять, смотря ему вслед, не в силах собраться с мыслями. Подбежавшая к нему Серех стала трясти его за плечи:
— Чего ты ждешь? Почему ты остановился?
— Ничего не получится, — почти беззвучно ответил Мокки, — Конь не подпускает меня к себе.
— Ты пробовал позвать его?
— Нет.
— Так позови! Он всегда слушается твоего голоса!
— Больше не слушается.
— Как это понимать?
Тряхнув своей круглой головой, саис торжественно, и даже как-то гордо, произнес то, что он знал с самого детства:
— Конь, выученный для бузкаши, будет до последнего защищать своего всадника от всех, кто захочет причинить ему зло!
— Откуда Джехол знает, что мы хотим сделать? — зашипела на Мокки Серех.
— Знает и все! — отрезал Мокки так сурово, что кочевница тут же замолчала.
«Действительно, почему бы и нет? — поразмыслив, решила она, — Я же знаю язык собак, которые охраняют наши палатки, так почему бы и ему не понимать язык лошадей выросших в его родной степи?»
Джехол ускакал теперь так далеко, что Урос был в безопасности, даже если бы они решили бросать в него камнями. Иногда, конь замедлял свой бег, но только чтобы оглянуться, словно измеряя расстояние между собой и теми двумя людьми позади — и было ясно, что он собирается сохранять дистанцию и дальше.
— Но должен же он когда-нибудь остановиться! — в отчаянии шептала тогда кочевница, а Мокки лишь тяжело вздыхал.
Так и тянулись он друг за другом: впереди потерявший сознание всадник, которого хранил лишь инстинкт его коня, далеко за ним — Мокки, печальный оттого, что лишился своего единственного друга, а позади него — Серех, погруженная в мечты о богатстве и караванах.
Время шло. Солнце опустилось за пики гор, уже поползли черные тени, — но конь, казалось, не чувствовал ни жажды, ни усталости. Начало смеркаться.
Джехол скакал все дальше, неся на спине своего недвижимого хозяина, его деньги и завещание.
— А вдруг он уже умер? — неожиданно для самой себя прошептала Серех
Но вместе с радостью, которую принесла ей эта мысль, пришел так же и детский страх темноты.
