и облизав раздвоенным языком соленую щеку. Я ощутила тонкую струйку силы, которую питомец отважно выстроил ко мне, и сердце защемило от нежности и благодарности малышу.
Девочка же застыла прямо передо мной, не добежав двух шагов. Вглядевшись в лицо, Мириам произнесла обличительно:
– Ты плакала.
Я криво усмехнулась, не зная, что ответить на такое прямолинейное заявление.
– Распоряжусь, чтобы подали успокоительный отвар и какао для юной леди, – сказал Альре.
– Мне тоже какао, – попросила я. – И сахара побольше, пожалуйста.
– И мне! – возопил ребенок.
– Слушаюсь, леди, – церемонно поклонившись, сказал Альре и подмигнул Мириам, отчего та покраснела, как взрослая барышня.
Оглянувшись, увидела, что две камеристки, должно быть те самые, приставленные мистрис Одли к Мириам, о чем-то увлеченно беседуют, взявшись за руки. Я вздохнула с облегчением, радуясь, что девушки увлечены беседой и не видят моего состояния.
Прежде, чем придумала, что сказать, чтобы отвлечь Мириам, ребенок грозно спросил:
– Кто тебя обидел, принцесса? Скажи нам, и мы с Диларионом его убьем.
Я охнула от неожиданности, а дракончик на моем плече, словно соглашаясь с девочкой, выпустил облачко пара.
– Не надо никого убивать, пожалуйста, – слабым голосом попросила я, опускаясь на скамейку с высокой удобной спинкой. – Просто один человек нагрубил мне и наговорил гадостей.
– Как мне Ксансо, – фыркнула Мириам. – Ты же сама говорила, что мальчики не умеют проявлять любовь по-другому.
Мои щеки запылали, как весенний костер, и я поспешила заверить Мириам:
– Это вовсе не тот случай.
Ребенок фыркнул, красноречиво демонстрируя, что думает о моих словах, но к счастью, его вниманием завладел Альре, который возвращался в обществе лакея. Увидев в руках последнего поднос, Мириам захлопала в ладоши и сказала голосом умудренной жизнью матроны:
– Тебе непременно нужно поесть. Когда мир несправедлив, надо все время есть.
– Вот как? – уточнила я, улыбаясь.
– Мне всегда помогает, – заверил ребенок.
– И часто мир несправедлив к тебе? – спросила я.
– Случается, – нахмурившись, ответила девочка.
Лакей поставил поднос на низкий столик в беседке, в двадцати шагах от нас, и Мириам, схватив меня за руку, увлекла "наминать пирожные и напивать какао".
Какао с пирожными отвлекли ребенка, я же едва ли ощутила вкус пищи. Крепко задумавшись об услышанном от Альре, я просидела какое-то время, глядя передо собой, хотя со стороны, должно было казаться, что с интересом наблюдаю за играми Мириам и Дилариона.
Когда по аллее спустилась мистрис Одли в окружении младших камеристок, у меня екнуло сердце. И чем ближе они подходили, тем сильнее чувствовала, как усиливается желание бежать, нестись отсюда без оглядки, как золотая лань из детской сказки.
– Мы за вами, миледи, – сделав книксен, торжественно произнесла мистрис Одли. – Его высочество прибыл из Авроры. Вас надлежит подготовить к бракосочетанию.
Внутри все оборвалось, а мир покачнулся перед глазами.
Глава 11
В покоях все ходило ходуном. Казалось, даже стены, отделанные розовым мрамором, беспрестанно шевелятся, пододвигая то одну, то другую дверь поближе к снующим туда-сюда камеристкам.
Меня сопроводили в омывальную, где, призванные по торжественному случаю уже знакомые банщицы растерли тело жесткой щеткой, а затем принялись ополаскивать, поливая попеременно из золотых кувшинов. Остальные девушки, присутствующие при важном ритуале Омовения, тихо напевали что-то на незнакомом наречии, и их песнопение более походило на проповедь в молельном доме.
После того, как меня омыли пузырящейся минеральной водой, пришел черед второго кувшина. Жидкость, что потекла по телу, наполнила омывальную фруктовым ароматом свежести. Не успела спросить, что это было, меня ополоснули из третьего кувшина, на этот раз козьим молоком. Из четвертого кувшина на плечи обрушилась густая жидкость красно-бурого цвета, и я вздрогнула, подумав, что меня моют кровью.
Одна из банщиц успокоила, пояснив, что остывший отвар цветков липы приобретает багряно-красный цвет.
