– Не отставай, держись все время рядом. Когда подъедем к городским воротам, молчи и не поднимай головы. Если гвардейцы что-нибудь спросят, качай головой, будто немая. Поняла?
– Да, – тихо сказала я.
– Да пребудут с нами светлые боги и Роксолана Бесстрашная.
Де Жерон легонько стукнул коня по бокам, тот двинулся вперед, а мой конь пошел следом, словно его специально научили везде и всюду ходить за старшим собратом.
Едва покинули территорию особняка, меня охватил страх, что ничего не получится, что гвардейцы короля и приспешники Каравары не позволят даже выйти из города. Но мы двигались по извилистым улочкам, и городу, кажется, не было до нас дела.
Понемногу стало легчать. Следуя за виконтом, как хвостик, я старательно изображала из себя пажа, хотя с трудом понимала, как именно это должно выглядеть. В этих стараниях и попытках делать отстраненное лицо, которое почти скрыто воротником и шляпой, не заметила, как появились городские ворота.
Виконт чуть замедлил коня и сказал, поравнявшись со мной:
– Помни, что я сказал. Ты немой паж.
Я кивнула.
Когда приблизились к воротам, из сторожки вышел гвардеец в красной ливрее и вскинул ладони.
– Стой!
Виконт сделал одно из самых возмущенных и удивленных лиц, какие у него видела и, приблизившись к гвардейцу спросил:
– Что еще за новости?
Гвардеец поклонился и виновато развел руками.
– Простите великодушно, милорд, – сказал он. – Мы не можем вас выпустить.
Брови виконта поднялись, словно он увидел танцующих собак, он произнес:
– Это еще почему?
Лицо гвардейца стало еще более виноватым, он сказал:
– Приказ его величества. До конца дня не выпускать никого из города.
Глава 19
Виконт сделал самое изумленное лицо, но я ощутила, как он напрягся. Гвардеец тем временем продолжал виновато улыбаться и поглядывать на сторожку, где, видимо у него осталось съестное или ледяное эльфарское, от которых его оторвали.
Де Жерон тоже заметил нетерпение стража и проговорил:
– Послушай, я в ближайшую деревню. Говорят, там женщины с во-от такими… Сам понимаешь. Давай так, я отсыплю тебе горсть золотом, а ты сделаешь вид, что поправлял портянку, когда мы проехали, и не заметил.
В глазах гвардейца сверкнул жадный блеск, какой бывает лишь при виде денег. Он жадно облизнул губы и замялся, будто в штаны попала колючка, а спустя несколько мгновений проговорил:
– Хорошее предложение, милорд. Да только приказ его величества. Начальник грамоту приносил, сам видел. С меня три шкуры сдерут, если узнают.
Виконт нахмурился, но произнес:
– И то верно.
– А паж вам зачем? – спросил страж и снова замялся, словно понял, что лезет не в свое дело.
Но де Жерон отмахнулся и проговорил с видом глубокой озадаченности, какая может быть у кота, решающего, как подобраться к сметане:
– Ты разве не из Риверграда?
– Как же нет? – изумленно выдохнул гвардеец. – Родился на улице рыбаков, всю жизнь тут прожил. И на страже уже пять лет.
Виконт кивнул, будто гвардеец дал верный ответ в решении задачи и сказал:
– Тогда что за вопросы? И лорд и не обязан отчитываться перед тобой. Но, если сидишь в своей будке и света белого не видишь, просвещу. Сейчас при дворе модно не только к деревенским девкам ездить, но и устраивать представления. Ясно?
Губы гвардейца невольно растянулись в улыбке, он довольно хмыкнул, будто сам только что вернулся из такой деревни, и проговорил:
– Ясно, благородный господин. Что ж не ясного… Но выпустить вас все равно не могу, нижайше прошу прощения. Приказ Его величества пресветлого