известным авторитетом — велел зрителям замолчать, и те подчинились.
— Они кричат, чтобы ты съел соперника, — пояснил Прыщ в наступившей тишине, — лучше бы — заживо, но — хоть так…
В горле у Хомака пересохло.
— Это шутка? — спросил он.
— Нет, — безмятежно пояснил Прыщ, — вы же знаете, в основе мутантской культуры лежит жертвенность. Если на третьем поединке жертву не съесть, инициация не считается. Таковы правила.
— Что, правда не считается? — Братиславу хотелось плакать.
Толпа снова возбудилась, принялась скандировать то самое слово, которое Хомак раньше не мог разобрать. Теперь слышал отчётливо:
— Жри! Жри! Жри! Жри! Жри! Жри! Жри! Жри!
— Не буду! — прошептал он, садясь на арену рядом с трупом — ноги его не держали.
Зрителям его поведение показалось излишне вольным. Многие из них рассердились, обиделись, разъярились, раздосадовались. От обожания до ненависти — один шаг. Великий герой проявил неуважение к священному ритуалу. Не почтил съедением тело жертвы. Да что он теперь за герой, если он трусит отведать вкусной человечины?
Откуда эти мысли и чувства? Неужели сам Хомак может воспринять и понять их? Может, инициация дала какой-то магический эффект, и перевоплотила его, как оборотня, в новую оболочку, дарующую понимание мутантских желаний? Или — подселила в его собственное тело некое демоническое существо, от которого не скрыты никакие желания и чувства?
— Он упорствует! — возгласил Прыщ. — Призовём же Хозяина!
— Хозяина, Хозяина! — подхватили мутанты.
Некоторые пропали из виду. Спрятали свои любопытные мордочки, освещаемые факелами по краям ямы. Неужто в самом деле побежали искать мамонта? Хомак залился истерическим смехом.
Но чего-то и он в этой жизни не знал.
Издали ещё раздались тяжёлые шаги, и на пологий склон ямы пала густая чёрная тень. Мамонт. Мамонт-мутант. Эту особь Хомак однажды уже видел: волохатое чудище с дополнительной рудиментарной головой на боку. Именно оно прошло мимо БТРа полковника Снегова, в котором Братислав ехал от замка Брянск до Берёзового тупика.
— Хозяин! Хозяин! — возгласили мутанты, падая ниц перед пришельцем. Их переполнял не столько страх, сколько восторг, поэтому они то и дело приподнимались — чтобы в новом приступе счастья пасть ниц.
— Кто вас обидел, мутанты? — раздался раскатистый голос.
Интересно, откуда же он раздался? Где-то прячется чревовещатель?
— Он! Он! Этот человек нас обидел! — запричитали мутанты.
Тяжело переступая колоннами ног, Мамонт-хозяин спустился в яму.
Оцепенение сковало движения Хомака. Несчастный антрополог сидел у тела поверженного коллеги и до колик в животе боялся, но всё равно не решался даже пошевелиться. После прибытия мамонта просторная гладиаторская арена стала поразительно тесной. Впечатляющего размера ноги топали совсем близко. Если такая нога на тебя наступит…
Внезапно Братислав ощутил свободу — будто невидимые путы пали. Он воспользовался моментом, когда мамонт разворачивался, и юркнул в неприметную нишу в стене ямищи.
Мамонта заметно разочаровало, что человек, по чью душу он пришёл, внезапно пропал из виду.
— Вон он! Вон он! — заорали наблюдательные мутанты, показывая на нишу с Хомаком своими кривыми и когтистыми указательными пальцами.
Мамонт оглянулся и заметил Хомака передней головой, а тогда поворотился, чтобы дать посмотреть и второй голове — рудиментарной, прилепившейся сбоку. Или не просто посмотреть?
Эта вторая голова у чудовища именно и разговаривала. Вот и сейчас она произнесла прежним раскатистым басом:
— Поднимите мне хобот — не достану!
Послышалась возня — это к Мамонту со всех сторон подбегали мутанты. Некоторые от переизбытка чувств бросались прямо с обрыва в яму, но такие разбивались. А те, которые побежали по пологому склону, либо по лестнице, добирались с некоторой задержкой.
— Поднимите мне хобот, не могу нацелиться! — с раздражением потребовал Мамонт. Те мутанты, которые добежали, ловко стали друг другу на плечи и быстренько составили пирамиду, чтобы добраться до безжизненно повисшего хобота рудиментарной боковой головы. Раструб хобота направили на героя. Из раструба несло какой-то бензиновой гадостью. Напалм, что ли?
Всё! Пропал, понял Хомак.
Захотелось всех надурить — и умереть раньше, чем начнётся самое страшное. И, кажется, у него получилось. Бездыханным грянулся он об стену, и от страха почти не заметил, как вылетевший из хобота столб огня обращает его тело в пепел.
