— А ведь верно! Фабиан, ферштейн? — тот закивал и принялся прилаживать аппарат.
Да, Фабиан Шлик справится. Зато на долю счастливца Погодина снова выпало самое сложное. Взять, что ли, паузу, вздремнуть? Нет, лучше быстрей отстреляться. Сколько ни откладывай, всё равно судьба настигнет.
Ну, с Богом, что ли:
— Зорана Бегича — на стол! А вы, Горан, пожалуйте за дверь: зрелище вам не понравится.
За ночь раздражение Веселина несколько поулеглось.
Конечно, какой Грдличка ни «робот», а всё-таки человек. Не отвергать же в нём человеческое начало только потому, что думает он по чьей-то указке. А раз человеческое в коллеге присутствует, надо его уважать. Не пытаться уязвить абсолютным бойкотом. Проявлять такт.
Но, конечно, не обижать и себя. Трудно ли такого достичь? Да нисколько — если дать себе время остыть и разобраться.
И отныне Веселин Панайотов чётко разграничил для себя две области: та, где можно действовать совместно с антропологом — и где оно того не стоит. Можно — это в поиске этнографического материала. Не стоит — это в обобщении и осмыслении полученных фактов.
Собственно, и Грдличка, судя по всему, склонялся к подобной же формуле. «Смотрим вместе, думаем порознь».
Чех с энтузиазмом взялся за подготовку новых совместных визитов в дома мутантов — то есть, по крайней мере не собирается скрывать от напарника какие-либо неудобные факты. А что в трактовке фактов он тенденциозен — так тоже ведь не со зла. Это как раз Веселину не терпелось ниспровергнуть ложные сведения. Антрополог же ни разу не набивался на полемику с Панайотовым, и лишь по необходимости отвечал.
Нынешним утром Веселин проснулся так же рано, как и вчера. Думал — успеет обойти всю Березань по периметру перед совместным болгаро-чешским посещением здешних вышивальщиков. Опять случилось иначе.
Панайотов изумился, когда второй день подряд подёргал дверь — а она заперта! Подумал: не может быть! Ещё вчера кастелян наказывал виновного слугу, что же тот заново наступает на прежние грабли? А может, это месть невиновных, что пострадали за компанию? Дескать: из-за тебя нас незаслуженно наказали, теперь заслужим: сиди снова в четырёх стенах!
Снова пришлось барабанить в дверь, снова пришёл кастелян и выпустил. Снова пообещал разобраться с виновниками по всей строгости. Просто какой-то день Сурка!
Когда Веселина выпустили на свободу, во дворе под председательским домом его уже ожидал антрополог и с ним — какой-то юный мутант.
— Это Хмырь, — представил юношу Грдличка, — он вызвался нас сегодня сопровождать. За сладкое печенье.
— Такой молодой, и уже Хмырь? — улыбнулся Веселин. — Может, всё-таки ещё Хмырёнок?
— Мне уже шестнадцать осеней! — насупился Хмырь. — Я зрелый.
И засунул в рот сладкое печенько. Чуть пальцы не прикусил.
Может, и правда по мутантским меркам он — «зрелый». Только никого моложе Хмыря Веселину в Березани пока не встречалось.
— У меня четыре адреса мастеров мутантской вышивки! — похвастался Грдличка, раскрывая блокнот. — Кабысдох живёт недалеко от рынка, Переползло — через три двора на запад, Дрыщ и Хряк… В общем, тоже где-то живут. Юный Хмырь нас всюду проведёт.
— За сладкое печенье, — уточнил юноша.
Первым долгом Хмырь привёл исследователей к рынку, где на пару десятков секунд застыл, почёсывая затылок. Метнулся к ближнему забору, по ходу передумал, перешёл на противоположную сторону неширокой сельской улочки, потоптался у калитки, потом ткнул пальцем в двор за следующим заборчиком:
— Там живёт Кабысдох!
Как ни странно, угадал. Заслужил маленькое печенько.
Кабысдох оказался более плодовитым вышивальщиком, чем вчерашний Ванидло. Составляя протокол посещения местного жителя, Веселин занёс в список наблюдаемых культурных артефактов аж четыре предмета. Три салфетки и рубашку с оторванным рукавом.
— Я, когда ворот вышивал, так дёрнул за рукав — он и оторвался, — виновато пояснил Кабысдох.
— Что ж вы его обратно не пришили? — не понял Веселин.
— Так он это… Сразу потерялся!
Вот они какие — березанские вышивальщики. Не гонятся за практической пользой. Вышивают, словно звери, а пришить не умеют.
Узор на салфетках и рубашке Веселин тщательно зарисовал. Что интересно: и на этих предметах, как и на салфетке Ванидла — шла вышивка крестиком. Тогда как в великорусских областях вышивают в основном гладью. Отсюда напрашиваются любопытные выводы.
Значит, сюда, в Березань, традиция вышивки пришла не естественным путём из окрестных человеческих селений, а — завезена с юга, из бывшей Малороссии. То есть, из тех несчастных земель, которые первые захвачены мутантским квази-государством — Великой Чернобыльщиной.
А стало быть, Дебрянский ареал — не так уж и автономен в культурном отношении. Он развивался под прямым влиянием культуры чернобыльских мутантов. В отношении традиции вышивки — так уж точно.
