Опять наступило неловкое молчание.
– Тяжело вам жить, Дмитрий Николаевич? – спросил Денис, и в голосе его послышалось столько искреннего участия и теплоты, что даже закаленное сердце Дмитрия дрогнуло.
– Да, не легко… – ответил он искренностью на искренность. – Жизнь, конечно, волчья… Но – не заячья… Но вот, что я сейчас подумал: я ведь, пожалуй, счастливее вас. Вы мне представляетесь человеком очень несчастным, несмотря на вашу славу, деньги, счастливую как будто семейную жизнь…
Дмитрий лгал. С каждым днем он все острее и острее чувствовал свое одиночество и уже давно понимал, как он глубоко несчастен. И понимал, что пора оставить иллюзии насчет какой-то борьбы. Все его попытки найти людей-борцов не имели никакого успеха. Все, с кем Дмитрий встречался, шарахались от него, как от прокаженного, едва только улавливали в нем человека, способного занести руку на ненавистную им власть. А иногда – доносили на него. И, по существу, кроме дяди Лени, на которого Дмитрий мог опереться, как на самого себя, у него никого и не было. Скрываться же становилось все труднее.
– Вам нужны деньги? – спросил Денис.
– Лично мне – нет.
– А так… вообще?
Дмитрий улыбнулся. «Да он хороший парень», – под умал Дмитрий.
– А «так – вообще» нам всегда нужны деньги. И даже очень много денег… – А про себя подумал: «Да нужны ли мне теперь и деньги-то? И кто это „мы“?..»
– Куда перевести?
– На дядю Леню, конечно…
– Только Ольге ничего не говорите, – попросил Денис.
– Конечно.
Дмитрий вспомнил о сестре и секунду поколебался: быть может, не надо принимать денег от Дениса? Но тут же решил – надо.
– Денис Ананьич, – тихо позвал он. – Вы очень любите мою сестру?
– Да, очень.
– Это не слова?
– Нет. Пожалуй, она то единственное, что еще удерживает меня от многого и что еще связывает с жизнью.
«Боже, – подумал Дмитрий, – как сложны взаимоотношения личной жизни человека с его назначением, и как мы мало, мало это учитываем»… А вслух сказал:
– А за браунинг вы уж на меня не сердитесь. Так это глупо получилось.
– Так и ходите с пистолетом? – простодушно спросил Денис.
– Так и хожу, что поделаешь…
О свидании Дениса со Сталиным Дмитрий ничего не знал, хотя уже пол-Москвы знало. Ольга же умышленно ничего не сказала Дмитрию об этом.
– Вы надолго исчезаете? – осведомился Денис, когда они подъезжали к Дорогомиловской заставе. Денису искренне было жаль так скоро расставаться с Дмитрием.
– Очень. Быть может, очень надолго… – о тветил Дмитрий, снова вспомнив об Ольге. Он ясно представил себе ее умоляющие, полные слез глаза и как бы снова услышал это страшное «уйди»… И повторил: – Да, надолго.
– Вам бы за границу удрать… – предложил Денис.
– Зачем? За свою шкуру я не дрожу: попадусь, убьют – и это хорошо. Лучше, конечно, не попадаться. Но дело мое – здесь, и здесь надо быть. А за границей делать нечего, – сказал он, хотя понимал, что «здесь» делать тоже нечего.
– В Отважном бываете?
– Нет… Кстати, как там Гриша? Вот, знаете, удивительный человек.
– Да, он славный. Более того – редкий он человек. Я очень люблю его. Да его и нельзя не любить.
– А как ваш дед?
– Жив, здоров… – оживился Денис и повернулся на секунду к Воейкову. – Знаете, он очень высокого о вас мнения, а дед мой редко ошибается в людях.
– Это приятно слышать, он – цельный, крепкий и умный человек, и я о нем самого лучшего мнения… Старика-то ведь вы освободили из лагеря?
– Да, я хлопотал.
Денис был благодарен Воейкову за такт, за то, что он не затронул больную тему – преступление старика.
– Жаль, что я ему поклон не могу передать.
– О, это вы можете смело! – рассмеялся Денис. – Значит, вы еще плохо его знаете.
