– Оставь… плоско, – сердито заметил Кистенев.
Бушуев понял, что над ним подсмеиваются, и почувствовал, как больно екнуло сердце. Поднял голову, сверкнул глазами.
– Да уж во всяком случае на вас не женюсь… – негромко, сквозь зубы сказал он, глядя в упор в бесцветные глаза Нелли; сказал – и похолодел от стыда. «Как это у меня сорвалось? – огорченно подумал он. – Вот всегда так: ляпну, а потом расхлебывай…»
– Получила! – радостно хлопнул в ладоши Кистенев. – Так тебе и надо!
Кровь бросилась в лицо Нелли, она хотела ответить что-то оскорбительное, но Бушуев взволнованно говорил:
– Пожалуйста, простите… я не знаю, как это получилось… простите, пожалуйста…
Бог знает, чем бы кончилась эта история, если б в этот момент не постучали в дверь. Вошла Финочка с крынкой молока в руках.
– Вот ваше молоко, Борис Евгеньевич… – смущенно пролепетала она, ставя крынку на стол и не поднимая опущенных ресниц.
– A-а, Финочка! – весело вскрикнул Густомесов. – Вот хорошо! Хотите с нами посидеть?
– Нет… благодарю… спать пора, – ответила Финочка, пятясь задом к двери и испуганно оглядывая гостей.
– Тогда вот что… – Борис Евгеньевич взял с маленького столика заранее приготовленную коробку шоколадных конфет и протянул Финочке. – Возьмите вот это…
Финочка взяла коробку, поблагодарила и скрылась за дверью. Густомесов посмотрел на дверь, подумал и вдруг сообщил:
– Ах, забыл ей наказать на утро…
И, не договорив, что именно он забыл наказать, выскочил вслед за нею. Финочку он догнал уже внизу на последних ступенях лестницы и схватил в темноте за обнаженую руку повыше локтя.
– Финочка…
– Что вам? – шепотом ответила Финочка, чувствуя его горячее дыхание на щеке и замирая от странного, сладкого чувства, которое появлялось всегда при его близости.
– Финочка… когда же мы пойдем по лесу прогуляться? – так же шепотом проговорил Густомесов. – Ты же обещала…
– Ах, не знаю… – замялась она, – ну вот когда погода лучше будет… теперь дожди… На той неделе, может, начальник почты в город поедет… мне посвободней станет…
Он хотел ее поцеловать, но Финочка увернулась и мигом исчезла в темных сенях.
– Где ты был, старый блудник? – шутливо закричал захмелевший Кистенев, когда Густомесов вернулся. – Знаем мы, какие у тебя там наказы на утро!
– Ну уж ты всегда подозреваешь что-то нехорошее… – спокойно и серьезно ответил Борис Евгеньевич, усаживаясь за стол. – Я выше подобных подозрений.
Нелли презрительно щурилась.
– Да уж Борис не пропустит такой лакомый кусочек… Будьте уверены! – злобно сообщила она.
– А в самом деле – хороша! – восхищенно прищелкнул пальцами Кистенев.
– Она – что! – махнул рукой Густомесов и, желая перевести разговор, добавил: – Вот сестра у нее, так это действительно произведение искусства… Ты не видел?
– Нет…
– Так посмотри, художник… Советую. Кстати, она сегодня здесь ночевать, кажется, собирается у матери… Она замужем… Живет где-то за Волгой.
– Пойдем смотреть! – вскочил Кистенев.
– Как? Сейчас?
– А что ж такого? – кипятился толстяк. – Пойду воды попросить или там… ну хоть огурчика малосольного или квашеной капусты…
– В июне малосольных огурцов не бывает… аха-ха-ха… – рассмеялся Густомесов. – Ты бы еще за снегом пошел!
– Стыдно! – взметнулась Нелли. – В присутствии дамы… Как вам не совестно? Поглядите на Бушуева – даже его в краску вогнали!
Бушуев в самом деле был красен, как пион. «Маня здесь… она здесь…» – думал он.
– Простите… уже поздно… я должен идти.
– Да сидите! – закричал Кистенев. – Чего вам? Вот сейчас пойдем красавицу смотреть. Мужа – по шее…
– В самом деле, остались бы… – слабо поддерживал его Густомесов.
Денис наскоро попрощался и вышел. Спускаясь по лестнице и застегивая китель, он подумал о том, что хорошо было бы теперь увидеть Манефу. Но как это сделать? Не входить же в нижний этаж! Там Финочка, тетка Таисия. И, помявшись у двери в кухню, он безнадежно махнул рукой и вышел на крыльцо.
Все так же шел дождь, монотонно шурша по траве. Было темно. Наверху, в комнате Густомесова, слышался смех, звон стаканов. В желтом свете, падавшем из окна, искрились тонкие косые полосы дождя. Поскальзываясь на глинистой дорожке, Бушуев направился было в проулок, но вдруг заметил, что
