— А что они сейчас делают?
— Окопы роют или что — уж и не знаю…
— А ты посмотри повнимательнее. Может, это саперы, — говорил Вологжин, ощупывая панораму. — Если саперы, то вооружены только винтовками. У саперов петлицы черные, на рукавах черные нашивки с молоточками. Не исключено, что они готовят позиции для противотанковых орудий. Если это так, значит, фрицы выдохлись, драпать собираются и выставляют заслоны. Смотри, Тимоша, внимательнее смотри. Это очень важно. И говори обо всем, что видишь.
— Это точно саперы, товарищ майор. Винтовки составили в козлы, часовые ходят, а сами раздетые по пояс. Здоровые, однако, гогочут… Слышите? Нет?
— Слышу.
— Офицер среди них ходит, погоняет… — докладывал Сотников. — Брустверы на север выводят, товарищ майор. По бокам окопы, а посредине квадрат.
— Вот-вот, Тимоха! Так оно и есть. Квадрат этот называется двориком, в нем размещают орудие. Значит, немного нам осталось ждать. Значит, наши дали им жару, драпать они, сволочи, собираются… — возбужденно говорил Вологжин, запрокинув голову, прислушиваясь к доносящимся снизу звукам, разделяя их и анализируя. — Нам бы еще ствол своего орудия прочистить банником: осколки там от гранаты, земля, песок. Разорвать ствол может при первом же выстреле.
— Я прочищу, товарищ майор. Ночью, когда наши подойдут, стрельба начнется, никто не увидит…
— Нет, бесполезно все это. Ты вот что, Тимофей. Ты вытащи снаряд из гильзы. Один всего снаряд. Отсыпь часть пороха. Заткни какой-нибудь тряпкой. Как только начнется, пальнем этой тряпкой — ствол и очистится.
— Здорово, товарищ майор! Но как же без прицела? Прицел-то разбит в дребезги.
— А так — через ствол прицеливаться будешь. Поймаешь цель и начинаешь ее вести через ствол орудия, если она, скажем, движется. Потом снаряд в казенник и выстрел. А если он, сволочь, стоит, так и того легче.
— Я освою, товарищ майор. Вот увидите. Я сообразительный. Не беспокойтесь.
— Да-да, Тимоха. Обязательно освоишь. Мы еще им покажем. Снарядов у нас полный комплект. Всего четыре штуки израсходовали… Ты гильзу освободи… гильзу-то… Они нас попомнят… Кровью умоются… кровью… — шептал Вологжин, и Сотникову показалось, что командир его впадает в беспамятство. В последние два дня, как раз в самую жару, с ним это случалось уже раза три-четыре.
Он нашел руку Вологжина — рука была вялой, неживой. Сотников испугался, смочил тряпицу драгоценной водой, приложил к лицу командира, затем разжал его рот и влил туда пару глотков. Вологжин всхлипнул, поперхнулся, но не закашлялся: долгое пребывание на грани жизни и смерти приучило их подавлять в себе любое желание, даже непроизвольное: кашель там или еще что, лишь бы не выдать своего присутствия.
— Что? Что такое? — спросил Вологжин, едва прекратились конвульсии тела, борющегося с кашлем.
— Попить я вам дал, товарищ майор: сознание вы потеряли. Испугался я, — оправдывался Сотников.
— Сам-то попил?
— Сам-то? Попил маленько, товарищ майор. Да мне и не хочется.
— Не ври. Пей давай! — приказал Вологжин. И, лишь услыхав, как Сотников сделал пару глотков из фляги, продолжил настойчивым шепотом: — Если я сознание потеряю или даже умру, это не имеет значения. Но ты не должен умереть, Тимоха. Ты должен жить. Там ждут наших данных. Для них очень важно знать, что тут делается…
Над головой будто взорвалась небывалая бомба или снаряд, и осколки от нее посыпались тяжелыми подпрыгивающими ударами куда-то на запад. И почти сразу же стемнело. Вологжин этого не видел, но он услыхал, что привычные звуки: стрекот кузнечиков, писк трясогузок, лязг лопат о каменистую землю — стали затихать, а затем исчезли окончательно.
— Что там? — спросил он у Сотникова.
— Фрицы побросали кирки и лопаты и подались в палатки. Там у них палатки, оказывается, стоят. А я сразу-то и не разглядел. Дождь, стал быть, вот-вот начнется, товарищ майор. Потемнело ужасно. Если что, я каску-то выставлю… Как вы считаете?
— Только с той стороны, где нет никого. Нам нельзя раскрыться никак… Столько терпели, столько ждали… Нет-нет, лучше совсем ничего не надо. Глупая случайность и — хана. Еще потерпим малость…
— А я, товарищ майор, это… Тут вот жестянка какая-то, так я ее высуну в щель-то, что накапает, то и в каску. Жестянку-то не заметят, товарищ майор. Куда им…
Вспыхнул голубоватый пульсирующий свет — и новый мощный удар грома расколол, казалось, землю и небо на мелкие кусочки. И тотчас же на броню обрушился ливень, и танк со всех сторон огородила плотная стена дождя.
Сотников приподнял крышку командирского люка, высунулся, огляделся — ничего не было видно ни внизу, где стояли палатки саперов, ни на дороге. Тогда он откинул крышку и, стоя по плечи под проливным дождем, подставил под его струи сразу две каски.
