дотянуться до наших.
Вологжин разбудил Сотникова: ему показалось, что они что-то важное проспали, что день в разгаре, что рядом немцы, что одно дело слышать, но не видеть, а совсем другое… Но проснувшийся тотчас же Сотников сообщил, зевая, что солнце еще только-только взошло, что вокруг все спокойно, но там, где еще вчера ковырялись саперы, немцы устанавливают противотанковые орудия, дорога пустынна, небо затянуто низкими облаками, моросит дождь и день снова обещает быть холодным, что с помощью жестянки он набрал еще одну флягу воды.
Теперь они вдвоем вслушивались в далекий гул, каждый про себя гадая, что там может происходить. Ясно, что где-то там идет бой, потому что на артподготовку эта стрельба не похожа: у той совсем другой мотив, другие тона и октавы. Иногда, как порождение этого боя, над ними с воем пролетали самолеты. Чаще немецкие, и тогда зенитки, стоящие на вершине гряды, не стреляли. Если наши, били часто, остервенело, взахлеб. Но как только затихало рядом, тут же снова вспухал далекий гул, смещаясь то влево, то вправо, то возникая сразу в нескольких местах. Сотникову представлялось, что где-то вдали встали напротив друг друга сотни, если не тысячи, орудий, танков и самоходок и принялись палить, как на дуэли — кто кого перепалит.
Вологжину же чудилось нечто бесформенное: атаки, контратаки то в одну сторону, то другую. В сорок первом он проходил нечто подобное, когда, едва очухавшись после контузии, получил под свое командование танковую роту, с ней в составе Восьмого танкового корпуса сошелся на встречных курсах с двумя немецкими танковыми дивизиями. Боже, как тогда горели бэтэшки, как они горели! И не столько от огня немецких танков, сколько противотанковой артиллерии, появлявшейся всегда неожиданно. Правда, и фрицам тогда досталось тоже, но сказалось их превосходство даже не в технике, сколько в организованности, в умении взаимодействовать между собой всех родов войск, а в результате через несколько дней боев от Восьмого танкового корпуса не осталось почти ничего. Вологжина тогда ранило в плечо, экипаж успел покинуть горящий танк, его доставили в медсанбат, там перевязали, из медсанбата отправили в полевой госпиталь, а потом за Днепр, а по всему по этому он не попал в окружение, вылечился, получил танковый батальон и снова стал воевать… до следующего ранения.
Глава 12
В штабе фронта, расположенном северо-восточнее поселка Прохоровка, над картой склонились двое: командующий Воронежским фронтом генерал армии Ватутин и представитель Ставки маршал Василевский.
— Наличными силами мы немцев не удержим, — признался после долгого размышления генерал Ватутин. — Первая танковая армия Катукова и Шестьдесят девятая армия Крюченкина с трудом сдерживают противника, который рвется к Прохоровке. У Катукова почти не осталось танков. У Крюченкина некоторые дивизии едва дотягивают до бригады. К тому же генерал Крюченкин явно не соответствует должности: его решения не поспевают за быстро меняющейся обстановкой, информация из штаба армии в штаб фронта не поступает иногда по нескольку часов. Ситуация, Александр Михайлович, как видишь, весьма сложная. Нам бы одну танковую армию и одну общевойсковую…
Маршал Василевский мучительно наморщил свой высокий лоб: просить у Сталина две армии ему явно не хотелось. Он вполне представлял себе, что ответит Верховный на такую просьбу: мол, вам сколько ни дай, все мало, воевать надо не числом, а умением, что тесное взаимодействие между пехотой, танками, артиллерией и авиацией до сих пор как следует не налажено. И будет прав. Потому что такие генералы, как тот же Крюченкин, делать этого так и не научились. И вообще, хороших командующих армиями не так уж много. Их, хороших-то, вообще раз-два и обчелся. А нехорошие более-менее хороши на дивизии, а на корпус уже не тянут. Между тем число дивизий и корпусов растет, иногда на них ставят преподавателей академий и даже училищ, которые разбираются в теории, но не способны применять ее на практике. Ко всему прочему, опережая немцев в количестве танков и авиации, мы явно отстаем от них в техническом отношении.
Александр Михайлович помял пятерней свой подбородок, глянул исподлобья на круглую, упитанную физиономию Ватутина, с коротким вздернутым носом, застывшую в напряженном ожидании.
Еще недавно, когда Ватутин служил в Генштабе, Василевский ходил под его началом. Теперь роли их переменились, однако некоторая зависимость от прошлого все-таки осталась. К тому же их связывали общие недавние ошибки и просчеты, допущенные во время осуществления наступательной операции под кодовым названием «Скачок». Теперь пришло время оправдывать полученные авансом высокие звания и награды… Впрочем, как не крути, а без существенного усиления Воронежского фронта немцев не остановить. И решение принимать не Ватутину, а ему, маршалу Василевскому. Ему же и выходить на Сталина.
— Что ж, Николай Федорович, пожалуй, ты прав, — промолвил Василевский, не отрывая взгляда от карты. — Надо только это как-то убедительно обосновать, — добавил он и только тогда посмотрел на Ватутина.
— Обоснуем! — воодушевился тот. — Я уже над этим думал. Вот смотри, Александр Михайлович. Мы нанесем удар по Второму танковому корпусу СС с двух сторон, зажмем их дивизии между реками Псёл и Северский Донец, отрежем от тылов и уничтожим. Немцы выдыхаются, у них большие потери в людях и технике, практически не осталось резервов. Надо только успеть сосредоточить общевойсковую и танковую армии западнее и восточнее Прохоровки.
