Николаенко воткнул лопату в бруствер, накинул на плечи плащ и, не спрашивая, куда и зачем, пошел вслед за командиром.
В жесткой листве дубов шелестел дождь. Сверху звучно капало. Со всех сторон в монотонный шум дождя вплетались чужеродные для леса звуки: озлобленная матерщина ездовых и храп обессиливших лошадей, рокот моторов, лязг гусениц, звон лопат, вгрызающихся в твердую почву. Колонны уставших людей продолжали прибывать, рассасываться, их место занимали другие, суетились штабные офицеры, кричали и грозились охрипшими голосами командиры; где-то отрывисто били пушки, иногда слышались даже пулеметы, — и это лучше всяких окриков подгоняло уставших людей скорее зарыться в спасительную землю.
Ротный и вслед за ним Николаенко прошли метров двести и увидели командира батальона капитана Борисова, стоящего под разлапистым дубом в окружении офицеров своего штаба.
Фоминых подошел, кинул руку к фуражке, доложил:
— Товарищ капитан, по вашему приказанию… — и, кивнув на Николаенко, закончил: — Командир взвода младший лейтенант Николаенко.
Капитан Борисов, окинув устало-ироническим взглядом из-под капюшона плащ-накидки тонкую фигуру офицера в грязных сапогах, со съехавшим набок командирским ремнем, оттягиваемым тяжелым пистолетом в кобуре, спросил:
— В армии давно?
— С октября прошлого года.
— Учился где?
— В Казанском пехотном училище, — ответил Николаенко и добавил: — По ускоренной программе.
— Воевал?
— Месяц на Северо-Западном… Потом ранение, ну и…
— Лет-то сколько?
— Девятнадцать.
Капитан Борисов, которому в свои двадцать семь казалось, что он уже прожил долгую жизнь, качнул головой, — мол, повоюй с такими сопляками, — и заговорил, тыча в карту пальцем с черным обломанным ногтем:
— Ладно, смотри сюда. Вот видишь: железка, будка обходчика, кустарник, противотанковый ров? Бери свой взвод и выдвигайся сюда — к оконечности противотанкового рва, имея слева железную дорогу. Там зароешься в землю. Чтобы к рассвету вас не было видно и слышно. Что такое сторожевое охранение, в училище проходил?
— Так точно, товарищ капитан, проходил, — ответил Николаенко.
— Вот и хорошо. Твой взвод назначается в сторожевое охранение батальона. Твоя задача — не дать немцам просачиваться в наши тылы, захватывать «языков», вести разведку, сеять панику, устраивать диверсии. Учти, что у фрицев служит много наших, то есть русских. Всякие там власовцы, казаки, хохлы и прочие. Может, и не так уж много, но имеются. Так ты ни на какие провокации не поддавайся и рот не разевай. И заруби себе на носу: со стороны реки Псёл к нам могут приблизиться только фрицы — и никто больше. Там у них плацдарм, там танковый корпус СС — лучшие войска Гитлера. Оттуда они и будут наступать. Усек?
— А если наша разведка? — спросил Николаенко. — Или кто-то, кто оказался в окружении? Что тогда?
— Если наша разведка, тебя предупредят. Я велю бросить к тебе провод. Твоя обязанность — всегда быть на связи. А таких, кто по каким-то причинам застрял на той стороне, много быть не может. Положишь на землю и пусть ползут к тебе по одному на брюхе. А там смершевцы разберутся, кто они такие. И учти: твоя жизнь и жизнь твоих бойцов зависят от того, как быстро вы зароетесь в землю. А еще оттого, насколько хорошо будешь вести наблюдение, чтобы вас голыми руками не взяли. Имей в виду: приказ за номером 227 остается в силе: ни шагу назад! Стоять насмерть! Все ясно?
— Так точно, товарищ капитан! — бодро ответил Николаенко. — Разрешите выполнять?
— Выполняй!
И младший лейтенант Николаенко, повернувшись кругом, затрусил к своему взводу.
Было около десяти вечера. Серый сумрак окутывал землю. По плащ-палатке младшего лейтенанта шуршали капли дождя. Его взвод, состоящий из пятидесяти восьми человек, наполовину из зеленой молодежи, наполовину из запасников лет сорока-сорока пяти, тяжеловатых на подъем, так и не успевших сбросить с себя лишний вес и встать вровень с молодежью, грудился на опушке леса. Окопы, которые они начали, дорывали уже другие. Вдали на высокой насыпи поблескивала тонкая нитка безжизненной железной дороги. Безжизненность эту подчеркивали валявшиеся под откосом бронированные вагоны и паровоз бронепоезда, попавшего под бомбежку. От леса к этой дороге, минуя окраину какого-то хутора, название которого Николаенко не запомнил, с низенькими саманными хатами, соломенными крышами, плетнями, вишневыми и яблоневыми садами, подсолнухами и окружающими хутор хлебными нивами, тянулся противотанковый ров, в некоторых местах прерывающийся по непонятным причинам.
На небольшом расстоянии вдоль этого рва бойцы стрелкового батальона воздушно-десантной дивизии рыли окопы. Хотя дивизия имела такое громкое название, мало кто в ней прыгал с парашютом и мог назвать себя настоящим десантником. Сам Николаенко парашюта в глаза не видел, в воздушно- десантную дивизию попал после госпиталя с необстрелянным пополнением, и хотя ему довелось повоевать всего месяц, считал себя бывалым воякой,
