— Остановим, товарищ старший лейтенант, — заверил Николаенко и отдал трубку телефонисту, хотя ротный что-то еще бубнил по поводу открытия стрельбы. Но для Николаенко в эти мгновения не было над ним ни ротного, ни батальонного начальства, а были только вот эти фрицы, приближающиеся к позициям его взвода, и свои бойцы, которые должны открыть огонь только по его команде.
Надо заметить, что пока Николаенко отлеживался в госпитальных палатах для младшего офицерского состава, он как бы прошел школу усовершенствования этого самого состава, многому научаясь у более старших и более знающих товарищей. И ни то чтобы там читались лекции или специально кто-то делился своим опытом. Ничего подобного. Но соберутся в курилке, или в той же палате в ожидании уколов, обеда или ужина, и ни с того ни с сего заведется разговор о том, как кто-то попадал в какие-то отчаянные положения и как из них выпутывался. Иногда это были просто байки, но чаще всего разгорался спор, так ли надо было поступать или иначе, и почему, и вспоминались подобные же случаи. И кто-нибудь многоопытный скажет:
— Вот фриц, например, он всегда подпустит тебя на близкое расстояние, метров, скажем, на пятьдесят-шестьдесят, и врежет из всех видов оружия. И гранатой его не достанешь, потому что лежа далеко не бросишь, и назад драпать поздно, и вперед не попрешь, потому что он сразу же выбивает офицеров, а солдат без командира уже не солдат. И будет он лежать и гибнуть, и молить господа, чтобы пронесло.
И все с ним согласятся.
А немцы, между тем, уже вплотную приблизились к кустам терновника, не очень густым, от корня просвечивающим насквозь, но все-таки мешающим разглядеть ждущую их опасность. Поблескивали каски, винтовки с плоскими штыками. Чуть впереди шли двое, похоже — офицеры, хотя тоже в касках и по одежде не отличишь. Вот уже слышен шорох многих шагов. Вот офицеры миновали кусты терновника, и все, кто шел за ними, стали сбиваться в четыре группы, которые устремлялись в узкие проходы между кустами, а затем снова разворачиваться в цепи. Все это они проделывали молча, без всяких команд, как заведенные.
До них оставалось метров сто пятьдесят, то есть предельное расстояние для ППШ. Николаенко вдруг почувствовал озноб и даже будто неуверенность. В голове всплыли слова командира, что если подпустить ближе, то можно не остановить. А у него во взводе лишь девятеро успели понюхать пороху, остальные немцев и в глаза не видели, то есть могут драпануть или начать стрелять без команды, и мало ли что. Однако, стиснув до ломоты в скулах зубы, Николаенко продолжал ждать, и как только последние фрицы миновали кусты, он, набрав в грудь побольше воздуху, замер, отсчитывая шаги приближающихся врагов, и когда осталось метров семьдесят, крикнул высоким голосом:
— Огонь!
И враз ударили все четыре пулемета, зачастили винтовочные выстрелы, длинными очередями зашлись автоматы ППШ, ухнуло несколько гранат.
Но странно: немцы не упали на землю, не бросились врассыпную. Они замерли на мгновение, а затем те, кого не свалили первые же выстрелы, кинулись вперед. Молча, пригнувшись, стреляя от живота. Но ни один из них не добежал до окопа. Последний упал метрах в десяти, не успев бросить гранату, и она разорвалась в его руке.
И Николаенко, немного помедлив, крикнул:
— Прекратить стрельбу!
И по окопу понеслось в обе стороны веселое и нервное:
— Прекратить стрельбу! Кончай стрелять!
И стало так тихо, что кашлянуть — и то было как-то жутковато. Все смотрели на неподвижно лежащих немцев, точно не веря, что они по-настоящему мертвы, ожидая от них какой-нибудь пакости.
— Надо бы проверить, может, там кто живой, — неуверенно произнес Николаенко и посмотрел на своего помкомвзвода.
— Бу сделано, командир, — весело откликнулся Мамаев и рывком выбросил свое крепко сбитое тело из окопа. Стоя наверху, на виду у всех, крикнул:
— От каждого отделения — по два человека! Пойдем, славяне, глянем, кого мы тут накрошили. Слушай команду! Проверить покойничков, забрать оружие и документы! Если обнаружатся раненые, не добивать, тащить в окопы. Но держать ухо востро! А то они, гады, знаю я их! Айда, робяты! — и, махнув рукой, не снимая пальца с крючка автомата, пошел вперед. И другие тоже, кто вылез из окопа. Их даже оказалось больше, чем нужно, но Николаенко препятствовать не стал: пусть посмотрят, пусть поймут, что немец тоже из мяса и костей, что его тоже можно убить или ранить.
А сам стал докладывать командиру роты:
— Атака отбита, товарищ старший лейтенант. В том смысле, что все фрицы лежат перед ОП. Проверяем, сколько убитых, сколько раненых, выясняем, кто такие. Через полчаса доложу окончательный итог.
Через полчаса Николаенко докладывал:
— Уничтожен передовой взвод немецкого штрафного батальона. Сорок один человек. Среди них два офицера. Девять человек легко ранены, перевязываем. Все из дивизии «Дас Райх», Второй танковый корпус СС. Захвачены трофеи: автоматы, винтовки и прочее. Производим подсчет. С нашей стороны один убитый и двое раненых.
Под прочим Николаенко подразумевал немецкие ранцы с галетами, эрзац-шоколадом, патронами, гранатами и два ручных пулемета, полагая, что обо всем докладывать не стоит: самим пригодится. Тем более что на позиции они вышли, имея неполные комплекты патронов для автоматов и винтовок, ручных
