– Все очень просто, – мысленно ответил тот, – закройте глаза и постарайтесь почувствовать себя сидящей на этом стуле…
– Табурете, – машинально поправила я.
– Пусть будет табурет, это неважно, – сказал мальчик, – закрывайте глаза и постарайтесь почувствовать, как я держу вас за руку. Раз, два, три…
При слове «три» я резко зажмурилась, и тут же ощутила, как мою правую ладонь сжимают детские пальцы, и что под моим седалищем все тот же жесткий табурет, благодаря которому я уже, наверное, заработала себе плоскожопие. Открыв глаза, я увидела, что сижу перед Дмитрием все на том же табурете в окружении встревожено глядящих на меня людей. Музыка и танцы давно прекратились – и все, включая танцовщиц и музыкантов, чего-то напряженно ожидали, собравшись вокруг меня. Едва только я открыла глаза и вздохнула, то раздался такой искренний крик восторга и радости, что мне сразу же стало на душе очень тепло и уютно.
Страх прошел, и я подумала, что теперь знаю, в чем мой особый талант. Оказывается, я могу на время вселяться в разных зверей и птиц, видеть их глазами, слышать их ушами, и чувствовать то же, что чувствуют эти звери при виде добычи, врага или самки. Хотя последнего мне не надо, это будет уже настоящее извращение. Думаю, что в следующий раз я вполне осознанно смогу войти в это состояние, а также покинуть его обычным усилием воли. Закрыл глаза – там, открыл глаза – здесь. И никаких больше болевых ощущений. Чем-то это было похоже на лишение девственности, когда тоже бывает больно, и тоже один раз, но потом очень и очень приятно.
Поднявшись с табурета, я не ощутила ничего, кроме легкой приятной усталости и зверского аппетита. То ли мне передались чувства голодного стервятника, то ли эта инициация забрала у меня не столько силы, сколько энергию. Кажется, я готова целиком съесть одного барана с быком в придачу, а не только большую миску латинского овощного кушанья, по вкусу и содержимому весьма напоминающего наш привычный украинский борщ. Вон тетка Клава уже машет черпаком у кухни и стучит в бронзовую болванку, заменяющую рельс – значит, обед уже готов…
Часть 7
Полдень. Капитан Серегин Сергей Сергеевич.
Ну вот наконец мы готовы к походу. Багаж и наполненные водой бурдюки навьючены на лошадей, хлопцы в седлах, кони бьют копытом, готовые отправиться в путь. Мадмуазель Волконская последней поднимается в седло. Настали последние минуты прощания. Птица, Матильда, Колдун, Профессор, Заяц, отец Александр… Мы знакомы всего-то неделю, не больше – а мне кажется, что я знаю их уже целую вечность, а то, что со мной было до того, еще в нашем родном мире, подернулось дымкой, и кажется уже, что было это очень давно – и не со мной, а с кем-то другим, а я всего лишь читал об этом в книге или смотрел кино. Умом я понимаю, что эти ощущения неестественны, но чувствам все равно не прикажешь. Я уже не совсем я – и это тоже факт.
Началось это с того момента, как мне удалось завалить Ареса. Конечно, его личность не перешла ко мне по наследству, но на той силе, которую мне подсунула Афина, осталось некое подобие его отпечатка или тени. Разумеется, я буду с этим бороться всеми своими силами, потому что мне совсем не нравится превращение в такого отморозка, каким был покойный – но не факт, что это у меня получится, и я сумею удержать в руках эту новую сущность. С другой стороны, права Афина, сказавшая мне, что или я овладею силой, или сила овладеет мной – третьего не дано. У меня все получится. Я просто я не имею права на то, чтобы не получилось. Возможно, я и стану иным, но этот иной все равно ничем не должен походить на Ареса.
Кстати, сегодня что-то случилось с Матильдой. Она не торопится подойти попрощаться, а как-то странно посматривает на меня издалека – вскинет глаза в мою сторону, и тут же отведет обратно, оглядывая окрестности, будто любуется окружающим пейзажем. То нос свой смущенно почешет, то рукой об руку потрет. Видно, что отчего-то ей очень неловко, и я даже опасаюсь делать предположения на эту тему… Однако, поди ж ты – прощаться она так и не подходит, а еще называется будущая жена…
Впрочем, это я так мысленно шучу с самим собой. Перемены в ней самой и в ее отношении ко мне бросаются в глаза так явно, что, наверное, это уже заметно всем окружающим, и в первую очередь Птице, от которой вообще не скрыть никаких человеческих эмоций. Видно, что девочка больше не пытается казаться более взрослой, чем она есть на самом деле. Сейчас Матильда – сама детская непосредственность, во всем очаровании своих двенадцати лет… Вон, рядом с ней, крутится наш Профессор – рот до ушей, и счастья полные штаны. Тут, как говорится, я могу только одобрить, ибо ничего хорошего из той ее затеи с нашей женитьбой явно бы не вышло. Пусть лучше Матильда будет моей приемной дочерью наравне с Зайцем, и любить я их обеих тоже буду как приемных дочерей.
Ну что ж, видимо, тут не обошлось без промысла малолетней богини Лилии… Хотя кто его знает. Я почти не сомневался, что рано или поздно произойдет нечто подобное – желание Матильды угаснет, и она обратит свое внимание на другие объекты, более подходящие ей по возрасту. А я даже и не буду интересоваться, замешана ли тут юная богиня со своим колдовством – пусть это навсегда останется для меня загадкой…
Я мысленно усмехнулся, чувствуя, как узы Гименея, тенью маячившие где-то в будущем, неотвратимо тают… А может быть, это лишь иллюзия. Потому что одна красивая и острая на язычок блондинка все чаще поглядывает на меня с откровенным интересом. Но по крайней мере Елизавета Дмитриевна (как она любит себя называть) – взрослая незамужняя девушка и офицер, вполне отдающая себе отчет в собственных поступках. Хотя некоторые ее действия
