позволяют думать, что отчасти она по-прежнему еще взбалмошная девчонка, которой в детстве недоставало хорошего отцовского ремня… ну, или вымоченных розог, которые у аристократов применяются для вразумления подрастающего поколения.
Ага… Матильда, пошептавшись о чем-то с Профессором, медленно направляется в мою сторону. Я вижу, что ей нелегко, но она полна решимости, как любят выражаться женщины – «внести ясность в наши отношения». Ее губы сжаты, брови сдвинуты, глаза смотрят виновато, но решительно. И нет уже в этих глазах урагана эмоций и вулкана страстей. Вот именно с таким выражением лица девушка обычно дает жениху окончательную и бесповоротную отставку…
Матильда подошла к моему вороному жеребцу, опустила глаза и, вздохнув, тихо сказала:
– Знаете что, Сергей Сергеевич… Я тут долго думала и решила, что с самого начала была неправа насчет нас с вами. Простите, я вела себя глупо. Неправильно, когда маленькая девочка набивается в жены к взрослому мужчине. Мне очень стыдно за свое поведение, но ничего уже назад не вернешь…
Она немного помолчала, и затем ее речь стала взволнованной и прерывистой:
– Наверное, это произошло потому, что вы вели себя по отношению ко мне… ну, и к нам всем так… ну, так по-доброму, по-человечески… И вы не посмеялись надо мной, не наказали… Знаете… – тут ее голос дрогнул, – вы навсегда останетесь для меня самым лучшим, но любить вас я буду только как моего приемного отца… а парня себе буду выбирать из мальчиков более близкого мне возраста, и постараюсь выбрать себе такого же, как вы – умного, храброго, сильного и доброго, – эти слова она уже произносила твердым и уверенным тоном, – а вы, если хотите, живите со своей Туллией, или найдите себе еще кого хотите, но только не обижайтесь, пожалуйста, на мои глупые выходки…
И она, теперь уже с облегчением вздохнув, подняла на меня свои глаза и робко улыбнулась.
Я понимал, что подойти вот так ко мне и объясниться – это был Поступок с ее стороны, и я оценил ее смелость, честность и прямолинейность. Ведь могла бы просто начать меня избегать, что было бы вполне естественно. Да… все-таки молодец девчонка. Внезапно я, глядя на ее улыбку и ожидающие, доверчиво распахнутые, глаза, ощутил прилив странного и непривычного, полного нежности, чувства – я вдруг понял, что действительно люблю эту девочку, и что она дорога мне – дорога как дочь; и мне казалось, будто я нашел своего потерянного ребенка, и теперь готов этого ребенка не только защищать от жизненных невзгод, но и поддерживать, и учить, и воспитывать со всей душевной теплотой, что еще осталась в моем сердце, и давать наставления, и относиться к нему с пониманием и терпимостью, прощать ошибки и поощрять начинания… А если кто посмеет ее обидеть, то собственными руками оторву мерзавцу голову и скажу всем, что так оно и было.
Столь несвойственная мне сентиментальность удивила меня самого. И я в растерянности молчал, слегка сдвинув брови, чтобы никто не догадался, что сердце сурового командира тает словно воск. Но все равно что-то сказать надо, и я чуть наклоняюсь к Матильде и так же тихо, не для посторонних ушей, говорю:
– Я не обижаюсь, потому что ты была искренняя, и я это чувствовал. Даже твоя дурацкая шутка с волосами Туллии была от обиды и непонимания, а не от настоящей злобы. Надеюсь, что твой мальчик будет полностью соответствовать твоему идеалу и сумеет сделать тебя счастливой.
– Он будет точно таким же, как и вы, Сергей Сергеевич, – просияв, доверительным шепотом ответила Матильда, – только за исключением возраста. Теперь и на всю жизнь вы – мой идеал настоящего мужчины…
После Матильды ко мне подошел Колдун и сказал, чтобы в случае чего в рукопашной я старался драться мечом Ареса. Эта тупая железка, мол, заколдована так, что всегда будет помогать своему хозяину, подправляя его руку, когда она неверна, и усиливая удары. И кроме всего прочего он, этот меч, чрезвычайно прочный и острый, ведь ковали его тевтонские кузнецы, которые научились применять магию, но и не забыли еще всех технологических секретов своих знаменитых предков. Правда, два заклинания с этого меча юный маг нейтрализовал, так как они были наложены жрецами херра Тойфеля и предназначались для порабощения владельца этого меча. А черта им с два.
Я попрощался с Колдуном, пообещав ему, что буду осторожен, и напомнил, что, так как отец Александр специалист только по чисто сатанинским силам, а Птица – маг разума и вообще против насилия, то в отношении отражения магических атак я оставляю лагерь именно на него, Колдуна. Мальчик он там или не мальчик, но всю неделю в этом мире он вел себя как настоящий мужчина, и теперь может этим гордиться.
– Знаете что, товарищ капитан, – ответил мне Колдун, – я тоже в принципе против насилия, но понимаю, что оно иногда неизбежно. Вы можете спокойно ехать, потому что, кроме меня, в лагере остаются богиня Афина и боец Кобра, которая, быть может, пока еще очень неопытная, но зато чрезвычайно мощная, и если кто на нас нападет, то потом сам себя будет винить в последствиях, если, конечно, останется жив, а не окажется развеянным пеплом по окрестностям.
Потом, хоть я этого и не ожидал, подошла Туллия – по своему обыкновению делая все молча, залила слезами и засморкала мне всю штанину, постоянно порываясь поцеловать сапог или совершить какую-либо еще глупость. Это она так провожала меня, как не совсем чужого ей человека, в дальний и опасный поход… Ее чувства так откровенно торчали напоказ, что мадмуазель Волконская даже презрительно оттопырила губу, всей своей аристократической утонченностью и выдержкой показывая презрение к показавшей чувства пейзанке. Но тут надо еще проверить, не прячется ли за выдержкой черствость, а за утонченностью снобизм. Ведь это очень близкие между собой виды эмоций.
После Туллии подошел Змей – пожать мне руку, и Птица – выразить уверенность в том, что все будет нормально, а за ней уже отец Александр. На
