отвратительным нахалом, и до сего момента, когда он кажется мне тоже нахалом, но уже вполне очаровательным.
После ужина мы еще немного посидели, точнее полежали, негромко переговариваясь и глядя на звездное небо, проглядывающее сквозь извечный покров высоких перистых облаков. Док высказал мысль, что скорее всего именно из-за них у этого мира такой мягкий тепличный климат, после чего мы еще полчаса все вшестером трепались на околонаучные темы, пытаясь хотя бы в первом приближении разгадать загадку этого мира, и вообще обозначившегося континуума множества в чем-то параллельных миров. Бойцы Серегина оказались неплохо образованны и довольно смело высказывались на такие темы, в которых откровенно плавал мой Андрюша. Вот те раз – нижние чины учат офицера, пусть даже самого младшего в чине. Позора не оберешься…
Потом мы легли спать, оставив дежурить одного Дока, которого должны были по очереди сменить Зоркий Глаз, Ара, и уже перед самым рассветом, в самое тяжелое время – капитан Серегин. Мы с Андреем, как гости команды, от необходимости дежурить были избавлены и могли дрыхнуть хоть всю ночь. Спалось мне весьма неплохо, сны были приятные, тем более что я чувствовала себя среди своих и смогла расслабиться даже лучше, чем в прошлую ночь, потому что тогда мне пришлось спать абсолютно голой, укрывшись только тонкой простынкой, получившейся из снятого хитона. Уже под утро мне приснился папенька – он сидел у нас дома в библиотеке и читал одну из своих любимых исторических книг об эпохе столетней давности. Кажется, это был «Петербургский рубеж». Почувствовав мое присутствие, он опустил книгу, поднял голову и произнес:
– Так-так, дорогая дочь, будешь поблизости – обязательно заходи. И жениха своего нового тоже обязательно пригласи. Интереснейший человек, понимаешь. Это я тебе говорю как специалист…
И в этот момент я проснулась в холодном поту и с отчаянно бьющимся сердцем. Все еще спали, только капитан Серегин сидел, отвернувшись от костерка, а на востоке вовсю разгоралось зарево утренней зари. Начинался новый день, который нес с собой новые радости и новые заботы.
День восьмой. Утро. Капитан Серегин Сергей Сергеевич.
А поутру они проснулись… это я в смысле того, что такое зрелище, как сон и пробуждение мадмуазель Волконской – это явление явно неординарное, и его можно было бы показывать за деньги… Шучу, шучу. Спала мадмуазель Елизавета в общем-то спокойно, и сон ее ничем не отличался от сна других людей, но вот под утро, когда уже над миром простерла свои руки розовоперстая Эос*, Волконская начала ворочаться на своей пенке, затем подтянула колени к груди, будто замерзла, пробормотала во сне несколько неразборчивых фраз, потом вдруг вскинулась, глядя на меня совершенно ошалевшими испуганными глазами и глубоко дыша, будто только что галопом пробежала метров триста-пятьсот.
Примечание авторов.
– Приснилось что-то, Елизавета Дмитриевна? – вежливо осведомился я, когда та немного успокоилась.
– Да, Сергей Сергеевич, приснилось, – немного раздраженно ответила та, но потом смягчилась и добавила, – папенька приснился, просил заходить, причем заходить вместе с вами; сказал, что вы для него очень интересный человек. Странно…
– И что же тут странного? – удивился я.
– Мой папенька, – пояснила она, – действительный статский советник Дмитрий Николаевич Волконский, служит следователем по особо важным делам в Главном Управлении Государственной Безопасности. Занимается он в основном делами о коррупции и экономических преступлениях. Чинуши наши и всякие гешефтмахеры боятся его до икоты, колик в животе и дрожи в коленках. Не понимаю, чем вы-то могли его заинтересовать?
– Так это же был только сон, – пожал плечами я.
– Сергей Сергеевич, – удивленно протянула белокурая мадмуазель, – для людей нашего с вами магического сословия, как я понимаю, сны – это не только сны, а как бы нечто большее. Есть тут, знаете, какой-то определенный намек, что в наш мир мы сможем попасть гораздо легче, чем в ваш.
– Поживем – увидим, Елизавета Дмитриевна, – сказал я и начал раздувать костерок, чтобы вскипятить на всю компанию крепкий тонизирующий травяной сбор от Птицы, заменяющий тут нам обычный чай.
Впрочем, как объяснила мне сама Птица, в этот сбор входили и чуть подсушенные почки и верхние листья какого-то ближайшего дикого родственника нашего домашнего чайного куста, иначе именуемого китайской камелией, поэтому в дальнейшем будем называть этот напиток просто чаем, который по вкусу ближе всего находился к классическому китайскому зеленому чаю. Мы все тут не особые любители этого восточного напитка, но как говорится, на безрыбье и сам раком станешь, потому что изготовить классический черный чай на коленке в походно-полевых условиях просто невозможно, так что пьем, что есть и хвалим, хвалим, хвалим.
Я бросил во вскипевшую воду пригоршню травяного сбора, вслед за тем снял его с огня, и тихим командирским рыком пробудил моих архаровцев от глубокого сна.
Быстро позавтракав остатками вчерашнего кулеша, мы оседлали коней и снова двинулись вперед по следам каравана амазонок. По моим расчетам, за вчерашний день мы прошли примерно две трети пути, теперь с утра нам оставалось проехать только одну треть или около тридцати-сорока километров. Это только крупное кавалерийское соединение перемещается фактически со скоростью пешехода по тридцать-пятьдесят километров в сутки, а небольшая группа, путешествующая одвуоконь с вьючными лошадьми вместо обоза может покрывать в день значительно большие расстояния – до двухсот километров
