мать! Смотрят так жалостливо, что сердце на куски разрывается, хочется поскорее откормить и отдать замуж в хорошие руки.
В кабине экипажа вовсю хозяйничает белокурая княжна – видно, что здесь она на своем месте, можно залюбоваться… На ее голову надета гарнитура внутренней связи, пальцы мечутся по клавиатуре, по дисплеям прыгают надписи и картинки.
– Сергей Сергеевич, – поворачивается она ко мне, – будьте добры проверить и доложить, все ли наши на борту?
Я обернулся. В коридорчике, который прямо за моей спиной вел от входного люка к кабине, толпился худосочный гарем, возглявляемый Арой, а Док, стоя у самого люка, наблюдал подходы, прикрывая погрузку. Хотя чего там было прикрывать – турели сделают то же самое и быстрее и радикальнее. Но, наверное, нас не переделаешь.
– Здесь вы, я, Ара и Док, Елизавета Дмитриевна, – сказал я, – Зоркий Глаз с прапором должны были находиться у грузового люка…
– Хорошо, Сергей Сергеевич, тогда я закрываю носовой люк, – сказала госпожа штурм-капитан и защелкала кнопками на расположенной чуть в стороне консоли, очевидно, переключая внутреннюю связь.
– Алло, Андрей, – произнесла она в гарнитуру.
– Прапорщик Пихоцкий слушает, – через некоторое время едва слышно для меня отозвался один из двух любимцев богини Афродиты.
– Доложите обстановку, прапорщик, – скомандовала Волконская.
– Обстановка нормальная, госпожа штурм-капитан, – ответил Пихоцкий, – Зоркий Глаз со мной, аппарель поднята, грузовой люк герметично задраен.
– Вас поняла, прапорщик, – ответила Волконская, потянув какой-то рычаг, – держитесь там крепче, мы отправляемся…
В ответ на это ее движение штурмоносец колыхнулся, издал явственный звук, что-то вроде «чпок» – и оторвался от земли. Через экраны переднего обзора было видно, как окружающий пейзаж начал проваливаться вниз и назад с одновременным разворотом примерно на девяносто градусов. Это немного напоминало полет на вертолете, только без присущих ему грохота и тряски, и с куда большей скоростью.
Не набирая большой высоты, штурм-капитан описала довольно пологий вираж и направила машину примерно в западном направлении. Тот путь, который для каравана амазонок потребовал трех суток, а для нашей поисковой группы, передвигающейся одвуоконь, одного дня, теперь мог быть проделан нами со всем комфортом и удобствами не более чем за десять минут, но, несмотря даже на такую скорость, я все равно был в нетерпении. Все же, оставив основную часть отряда на стоянке у реки, я сильно беспокоился за то, чтобы с ними там ничего не случилось. Очевидно, какие-то сходные предчувствия были и у мадмуазель Волконской, потому что при подготовке к отлету она действовала настолько быстро, насколько это было возможно в тех условиях, не поднимая паники.
Позади меня раздался тихий плач. Обернувшись, я увидел, что это рыдали захваченные нами у тевтонов жертвенные овечки. Особенно надрывалась та, которую уже успели обнажить и подготовить к тому неизбежному, которого все-таки удалось избежать. Вместо того к херру Тойфелю пошли сами палачи, уж об этом я позаботился лично, как и о том, чтобы вдребезги разнести его походный алтарь. Но не представляю, что теперь делать дальше с этими девочками, хрупкими как фарфоровые статуэтки… Еще одни брошенные котятки, которых, наверное, все же придется передать на воспитание к Птице. Не слишком ли много мы вешаем на эту совсем еще молодую девушку? Или лучше сначала посоветоваться с отцом Александром, быть может, он подскажет какой-то более рациональный выход из этой ситуации…
Анна Сергеевна Струмилина.
Ну вот, начальство отчалило, и теперь можно заняться и личными делами. Хотя это я лишь по привычке так рассуждаю. Какие у меня теперь могут быть личные дела – вся моя жизнь отныне связана с теми, кто волей случая (с некоторых пор догадываюсь, что случай слепым не бывает) оказался со мной бок о бок и плечом к плечу – и, похоже, надолго. Но без личных дел как-то мне неуютно. Все время, пока я здесь, в этом мире, я делала лишь то, что должна. Я не ропщу – всем этим я занималась добросовестно и с интересом. Но все же в силу непривычного и слишком активного образа жизни у меня стал накапливаться некоторый стресс, и его необходимо было каким-то образом сбросить. Похоже, что период адаптации к новым условиям у меня уже миновал – я полностью вжилась в роль богини и четко определила свое место в нашем обществе, а главное – привыкла к мысли о том, что магия существует. Да, мне всегда хотелось в это верить… Я с детства сочиняла волшебные истории и сама убеждала себя, что все это может быть правдой. Я словно бы чувствовала, что когда-нибудь меня настигнет необычайное приключение… И теперь оно наконец приключилось – и стало моей настоящей жизнью. А все то, что было до этого, уже казалось далеким сном, чем-то нереальным, ненастоящим… Догадываюсь, что и остальные испытывают аналогичное чувство. Видимо, таким образом мозг защищает наш разум от шока. Но как бы то ни было, я оставалась творческой личностью, выдумщицей и фантазеркой, и мне хотелось творить… Хотелось чем-то занять свои руки и свое воображение.
Я огляделась вокруг. Камыши у реки слегка подрагивали от ветерка, ива склонила свои тонкие ветви к воде; вон там, у кромки камышовых зарослей, торчит из земли весьма живописная коряга… С противоположной стороны, чуть в отдалении, у холма, необычного вида сосны величаво раскинули свои ветви… Словом, материал для творчества имеется. Надо будет собрать моих гавриков и провести очередное занятие кружка «Умелые руки». Ну, и местных тоже неплохо бы вовлечь, не все им голые пляски устраивать…
На этом месте мои размышления были прерваны появлением Антона. Он шел ко мне, робко улыбаясь, и я сразу вспомнила, что обещала заняться его
