— Надо было уйти, — заходя обратно, говорит Чимин. — Надо было подать мне знак, и мы бы что-то придумали. Мы бы ушли, — Пак с сочувствием смотрит на бледное лицо Чонгука, подходит ближе, отмечая темные круги под глазами, и понимает, что он, скорее всего, даже не спал сегодня, а если и спал, то обязательно с теми ужасными выматывающими кошмарами, которые мучают, стоит ему хоть на мгновение ослабить защиту. Чимин закуривает первую сигарету за день и думает, что сейчас Чон как никогда похож на ребенка. Беззащитного и брошенного.
— Нельзя было, и ты это знаешь, — Чонгук моргает, опускает лоб на колени и прячет лицо совсем, от чего голос звучит глухо и совсем тихо. — И потом, я не могу долго притворяться, что у меня нет брата. Мы живем в одном городе. Я и до этого его видел несколько раз. В любом случае, этот мудак отнял у нас с мамой все, что осталось от отца. А отнять у меня еще и работу, я ему не дам. Эта работа мне важна, как жизнь и это буквально. Я не поставлю под риск жизнь своей матери из-за того, что моим клиентом оказался У Чихо.
— У меня мурашки по коже от всей этой ситуации, — Чимин тушит сигарету в старую банку из-под кофе, которую Чонгук оставил ему на подоконнике в качестве пепельницы, и подходит к нему, опуская руку на затылок, осторожно вплетает пальцы в темные волосы и успокаивающе гладит кожу мягкими подушечками. — Но ты прав, зацикливаться не будем. У тебя сегодня выходной, а я отпрошусь у Кена, и мы сходим куда-нибудь оттянемся.
— Чимин, не надо брать отгул, который тебе придется потом отработать. Из-за меня, — произносит бесцветным голосом Чон, но ласку все-таки принимает. — Я посижу дома и посмотрю телек.
Чимин не соглашается. Он прекрасно выучил все его состояния, и сейчас, сжимая ладонями чонгуковы щеки и приподнимая голову так, чтобы можно было смотреть в глаза, Пак все видит.
— Не обсуждается даже. Мы больше не позволим отголоскам из твоего долбанного прошлого портить твое настоящее. В Fanxy сегодня выступает крутой ди-джей, так что к десяти часам, чтобы был готов, я заеду за тобой.
Чонгука нельзя оставлять одного. Он в совершенстве научился убеждать всех вокруг в своей отрешенности и непробиваемости, но на деле добился лишь того, что стоит внимательнее присмотреться, и на его теле можно найти сотни трещин, просветить изнутри и заметить, что свет пробивается по всей поверхности тела, обнажая десятки зияющих пустотой дыр, которые Чонгук всеми силами пытался сшить и спрятаться за панцирем напускного равнодушия. Чихо все это обнажил. Чимин видит синеющие пятна на шее Чонгука, чувствует, как он вздрагивает, стоит к нему прикоснуться, и он не уверен, что в этот раз Чон готов справиться с этим в одиночку, потому что звенья металлических цепей, которыми он себя обматывает, кажутся слишком крепкими, и Чонгук тонет в монохромном спектре ненависти к себе, утягиваемый на самое дно. Чимин не знает, что с этим делать, но он способен хотя бы протянуть руку и попытаться удержать младшего от падения. Поэтому он невесомо поглаживает шею Чона прямо у кромки волос и старается успокоить. Только не в курсе, кого больше: себя или Чонгука.
***
— Каждый месяц! Каждый месяц я должна менять прислугу, потому что с одного раза запомнить все, что я говорю очень сложно. И вот опять, мне пришлось заставить их заново сменить скатерть. Неужели так сложно понять, что она должна сочетаться с посудой! — возмущается Сумин, наблюдая, как прислуга заново сервирует стол.
— Может все дело в тебе, мама, — лениво тянет сидящий на кресле у камина Чихо. — Может ты слишком требовательна.
— И ты против меня! Я вижу тебя раз в месяц, и нет бы хоть доброе слово матери сказать, — деланно возмущается женщина. — А вот и Ю-Квон, — восклицает Сумин, услышав звонок во входную дверь, и выходит из комнаты, чтобы его встретить.
Чихо провожает ее рассеянным взглядом, отстраненно думая, что он совершенно не хотел бы сейчас видеть Ю-Квона. У них вроде бы даже отношения, но Чихо не чувствует к нему ничего такого, чтобы в груди разрывались Вселенные, а голову топило в бесконечности, где нет ничего кроме вас двоих. Никаких возвышенных чувств. Только удобство и секс. Просто потому что У прекрасно знает все возможные маски Ю-Квона. Одна мать верит в то, что он чистый и невинный. Но чистоты в нем ровно столько же сколько и невинности. Разубеждать ее не хочется, так Сумин хотя бы не ездит ему по ушам со всякой ненужной болтовней, а спокойно щебечет с Ю-Квоном, когда у Чихо нет желания не то что разговаривать с ней, а даже видеть. Он ее любит, но после ухода отца у них двоих слишком разные взгляды, чтобы они могли не ссориться, находясь одни дольше пяти минут.
Мысль сбивается радостным голосом Сумин, когда она возвращается обратно уже в компании Ю-Квона и Минхека. Последний сразу проходит к камину и, кивнув Чихо, садится в кресло напротив. Сумин несколько минут о чем-то шепчется с Квоном и передает прислуге принесенную парнями бутылку вина.
— Сколько в этот раз? — смотря на огонь, спрашивает Мин.
— Один час. Обещаю, потом идем, куда скажешь, — Чихо даже улыбается подошедшему к ним Ю-Квону, протягивает руку и рывком тянет его на себя, заставляя того фактически сесть на свои колени. Минхек закатывает глаза и отворачивается обратно к камину, потому что все знают, что эти двое на дух друг друга не переносят. Честный и взрослый Минхек против лицемерного притворяющегося милым ребенком Ю-Квона — ядерная смесь, которую даже Чихо не готов переносить в здравом, не затуманенном алкоголем, или чем похуже, уме.
— Чихо, тут твоя мама и это неприлично, — мило улыбается ему Квон, но с колен не встает. У него даже щеки слегка краснеют, и Чихо хочется усмехнуться — как будто о том, что они друг с другом спят, в этом доме хоть кто-то еще не знает.
— Ну что, все готово. Прошу к столу, — ослепительно улыбается Сумин и садится во главе стола.
