разъезжаются подозрительно легко, и Чонгук неаккуратно стекает на кафельный пол, обхватив руками колени, капли воды мешаются со слезами на лице, и Чонгук даже не замечает, как начинает беззвучно плакать. Ему кажется, что сегодня впервые, на него спустилась вся та огромная усталость, вся та ноша, которую он столько лет несет. Она с силой давит на его плечи, срывает триггеры тормозов, и нервы расползаются клочками подранной ткани, укрывая его плотным полотном безысходности — не выбраться и не спастись. Чонгук не знает, сколько он сидит так — без движения и полностью лишенный последних эмоций, но головная боль постепенно возвращается, а усилившийся напор воды практически перекрывает возможность нормально дышать. Чон растирает кожу махровым полотенцем до красноты, надеясь, что хотя бы это вернет телу прежнюю чувствительность, но не выходит. Он слишком устал.
Вместо крови внутри застревает густая патока, а конечности набивает кусками воздушной ваты. Чонгук еле доходит до кухни, чтобы заварить себе чай или хотя бы просто попить. Только он включает чайник, как в дверь звонят. Чонгук с запозданием после пятого звонка, нехотя направляется в прихожую, стараясь держаться поближе к стене, если вдруг перед глазами снова вспыхнет белая пелена, а тело решит спикировать лбом об пол. Прийти к нему может только Чимин, а учитывая позднее время, если уж он пришел, то не отвяжется. Проще открыть и демонстративно показать, что сил выдавливать из себя хоть что-то у Чонгука нет.
На пороге оказывается вовсе не Чимин, а У Чихо. Но Чонгук настолько устал из-за всего, что свалилось на него за последние три дня, что у него нет сил даже на то, чтобы хоть как-то выразить свое удивление.
Пока Чонгук пытается понять, что потерял У Чихо в полночь на пороге его дома, У пристально всматривается в фигуру напротив. Чонгук без макияжа и словно только из душа. Чихо думает, что Чон похож на маленького котенка, которого хочется приласкать. Вот только глаза у котенка красные, и вид, словно он уснет сейчас прямо на пороге. Чонгук для него впервые выглядит таким маленьким, хрупким и разбитым.
— Я тебя слушаю, — наконец-то прерывает тишину Чон и прислоняется к стене.
Чихо отгоняет мысли о котенке и вновь цепляет свою наглую ухмылку.
— Пришел известить тебя, что с завтрашнего дня и до конца месяца, я буду твоим единственным клиентом. — Чонгук старается выдавить из себя максимально вопросительный взгляд, но в итоге может только в недоумении приподнять темную бровь. Хотя Чихо в принципе большего и не нужно, поэтому он спокойно заканчивает свою мысль и без его вопросов. —Понимаешь ли, я оказывается брезглив. Пока ты мне интересен, я не потерплю чужих рук на твоем теле.
— Ты извращенец? Или это просто плохая шутка? — недавний нервный срыв дает о себе знать, и Чонгук уже с трудом удерживает себя в стоячем положении. Спать хочется буквально до банального обморока, а закатить истерику и выставить Чихо за дверь у него не хватит ни моральных, ни тем более физических сил.
— Я не шучу. Отныне, ты обслуживаешь только меня. По первому звонку ты должен быть в моей постели. — Чихо ожидает криков или хотя бы притворного возмущения, но Чонгук с приоткрытым ртом просто смотрит на него.
— Извини, но я не настолько потерял лицо, — Чон тянет уголки губ в стороны, но чтобы он не пытался показать, выходит лишь нечитаемая гримаса, когда он тянется к ручке двери, чтобы захлопнуть ее. Чихо рывком выдергивает дверь из рук Чонгука.
— Опять ломаешься? — У делает пару быстрых шагов в прихожую и резко припечатывает брата к стене, максимально близко наклоняясь к его лицу. — Не понимаю, что ты все время пытаешься мне доказать. Это ты выбрал этот путь, вот и иди до конца. — Чихо прихватывает нижнюю губу Чонгука зубами и прикусывает. Чон чувствует, как ранки лопаются, отдавая металлическим привкусом крови во рту, и пытается оттолкнуть Чихо от себя, но тот языком раскрывает его губы и давит, заставляя поддаться. Он целует без боли, дразнит, медленно обводя контуры языка своим, засасывает губы и осторожно гладит большими пальцами по щекам. У понимает, что даже один поцелуй с Чонгуком сносит ему крышу. Хочется раздеть его, уложить на любую поверхность и наслаждаться каждым миллиметром этого желанного тела. Чихо до судорог хочет его, он готов трахнуть Чонгука прям здесь у стены в коридоре, но Чонгук прерывает поцелуй и просит уйти.
— Тебе придется принять мое предложение. Я уже заплатил твоему боссу. К твоей чести, стоишь ты совсем немало. — У все еще прижимает его к стене и, не отрываясь, смотрит в глаза.
— Сколько? Сколько ты заплатил Кену? — хрипло спрашивает Чонгук.
Когда Чихо озвучивает сумму, Чон прикрывает глаза и не позволяет себе задуматься.
— Заплати мне столько же, и я буду делать все, что ты захочешь, — на одном дыхании говорит Чонгук куда-то в ключицу Чихо. У несколько секунд не двигается. Потом за подбородок поднимает лицо Чонгука к себе, и в его глазах столько разъедающих Чона эмоций, что отвести взгляд уже не получается.
— Какая же ты шлюха, — медленно выговаривает У ему в лицо. — Несмотря на то, что мне кажется для тебя это слишком жирно, я заплачу, — Чихо улыбается, давит на подбородок сильнее, тянет на себя и коротко больно целует. — Больше всего на свете я обожаю оказываться правым. Вот и с тобой я тоже оказался прав. Вся твоя напускная гордость меркнет сразу, как только речь заходит о деньгах. А я так хочу посмотреть на то, как ты будешь ползать передо мной все это время. Терпеть, как ты опять изображаешь из себя девственника, у меня нет больше желанья. Ты мне сполна отработаешь каждый вложенный в тебя доллар и поверь мне, у меня на тебя большие планы, вот только не обещаю, что они тебе понравятся.
Чонгук шумно сглатывает и отгоняет щиплющие глаза слезы. Чихо отпускает его также быстро, как подхватывает и, бросив на прощание
