Женщина понимает, что одна она ничего придумать не сможет и вызывает к себе Ю-Квона. Ведь одна голова хорошо, а две — лучше. Квон через двадцать минут уже сидит в гостиной рядом с Сумин и пьет чай. Мать Чихо не видит смысла в том, чтобы скрывать от Квона, кто такой на самом деле Чонгук, и все ему рассказывает. По мере того, как Сумин говорит, Квон все больше и больше мрачнеет. Он думал, что они просто любовники, а оказывается они еще родные братья.
«Кровные узы намного сложнее прервать, чем постельные», — озадаченно думает Квон. Он понимает, что Сумин и понятия не имеет, что в действительности Чихо не просто общается со своим братом, а еще и трахает его. Квон эту информацию оставляет при себе. Тощий серый мальчишка, в котором он и конкурента особого не видит, после всего услышанного приобретает не просто очертания проблемы, а размеры целой катастрофы. Потому что воображение уже начинает подсовывать ему не самые приятные картинки, и это заставляет на секунду потерять над собой контроль. Ю-Квон сжимает до побелевших костяшек резной подлокотник, хмурится, сводя брови у переносицы и еле удерживает себя от того, чтобы брезгливо не выругаться вслух. Все это кажется ему настолько омерзительным, что физически ощутимое отвращение обдает его вполне осязаемой волной непреодолимого отвращения. Притом к Чихо Квон это никоим образом не относит, то ли привыкший оправдывать его поступки вздорным, а порой и совершенно диким, характером, то ли потому что деньги и вправду способны отмыть абсолютно все. К счастью, Сумин его изменившегося настроения не замечает, поэтому, выслушав женщину, Квон обещает ей все выяснить и помочь избавиться от нежелательного нового братца. В конце концов, Сумин хочет вернуть сына, а он хочет вернуть своего парня.
***
— Что происходит? На тебе лица нет, — Минхек подходит к только что припарковавшему машину перед офисом Чихо и становится напротив.
— Все нормально, если не учитывать, что моя мать узнала насчет Чонгука, — сквозь зубы цедит Чихо и передает ключи от Ауди парковщику. У нервно дергает край не застёгнутого пиджака в безуспешной попытке сунуть руку в карман и достать, наконец, эту чёртову пачку сигарет, когда парни вместе идут в сторону огромных вращающихся дверей.
— Черт. Я этого боялся, — хмурится Минхек. — Бедная женщина, как она переживет то, что ты снял своего собственного брата.
— Иди к черту, этого она не знает, — Чихо морщится как от головной боли, предпочитая не обращать внимания, как напряженно сузились глаза Ли. — Она мне мозг, пока только тем фактом, что я с ним общаюсь, выносит. Завалилась к нему в квартиру, и, как сам понимаешь, милой вообще не была, — Чихо входит в лифт и прислоняется к стене.
Минхек молча заходит следом, нажимает кнопку нужного этажа и не сводит с него осуждающего взгляда. Только спустя несколько минут, когда от него уже, впрочем, и вовсе не ждут ответа, он раздосадовано хмыкает:
— Бедный ребенок, — Ли пораженно качает головой, прищуривает блестящие от искусственного света глаза и продолжает. — Ты все еще не собираешься кончать этот фарс? Порви ваши отношения, исчезни с его горизонта, или будь человеком — помоги ему материально и вытащи его из того дерьма, — Минхек смотрит так, что Чихо будто стоит перед судом справедливости. Если бы такой был. У небрежно взмахивает рукой в сторону выхода, отталкивается от стены и раздраженно морщится, припоминая, сколько работы успевает накопиться за его выходные, когда они, выйдя из лифта, проходят в кабинет.
— Давай разберемся с работой, а потом мои семейные проблемы решать будем, — Чихо не хочет говорить с Минхеком о Чонгуке. Хен ведь всегда прав, а У бесится, когда кто-то прав, а он — нет.
***
Чонгук понимает, что больше не в состоянии находиться один, когда почти всю ночь, несмотря на смертельную усталость, не может заснуть, а стоит закрыть глаза и провалиться в болезненный сон, его словно на электрошоке подбрасывает очередным кошмаром. Он набирает смс-ку Чимину и умоляет его приехать. Не столько, чтобы поговорить, сколько — чтобы отвлечься. У Чимина как раз выпадает выходной, и он, накупив свежей выпечки и кофе, через пару часов уже заваливается к Чонгуку. Чон, как никогда, рад видеть друга. Чим обнимает его прямо с порога, причитает довольно, что младшенький наконец-то вспоминает о нем, начиная блаженно делиться всевозможными сплетнями и новостями, и этой бессмысленной болтовни вполне хватает, чтобы занять себя на день. Это и вправду неожиданно отвлекает от последних событий, а учитывая, что Чон не ходит в бордель, он только сейчас понимает, как сильно соскучился по Чимину. Вкусно позавтракав, они сидят друг напротив друга, и Чон неохотно пересказывает последние вести с больницы. Говорить об этом неприятно, но Чимин смотрит требовательно и настойчиво, искренне переживая за его маму, так что отмахнуться не получается. Чонгук знает, что еще больше он переживает за него самого, но думать о том, что может случиться с Чоном, не выйди Юна живой из операционной, не хочет ни Чимин, ни тем более Чонгук. Поэтому он осторожно поднимается из-за стола, собирает грязную посуду, намекая тем самым, что тема закрыта, и начинает мыть кружку, когда Пак, подойдя к окну, закуривает свою любимую ментоловую сигарету.
— С этим у тебя как? — недовольно отзывается Чимин и нервно теребит край торчащей из-под свитера рубашки: он не желает даже произносить имя долбанного братца своего друга.
Удавиться было бы проще. Слышать легкий налет ненависти в чужом голосе сейчас, кажется, еще хуже, чем когда-либо прежде. Потому что она до сих пор, сколько не старайся, плещется где-то на самых задворках истрепанной всеми души Чонгука. Будто кто-то методично и очень больно всё это время выжигает блестящую стальными каплями ненависть на стенках сосудов. Он прощает Чихо за прошлое, но теперь, когда в спину упирается пара десятков
