— Как твои друзья? — решил он по-своему выкрутиться.
— Всё так же, — о них я говорить не хотел. Я знал, что он имеет в виду ребят, которые продали меня ему, а не каких-то других. С ними я общался, но всё сильнее понимал, что сильно поспешил назвать их друзьями.
А чего уж душой кривить, разговор у нас не клеился. Я не хотел чтобы эта наша встреча закончилась так же, как и прошлая.
— Здесь так тихо, — решился я озвучить фразу, которую готовил с того момента, как мы вошли в ресторанчик. — Другой мир после того, что происходит на улице.
— Это волшебное заведение, любой постоянный посетитель поймет. Тоже не понимаешь предновогоднюю суету? — догадался он.
О да. Я её не просто не понимаю, я её ненавижу. Я рассказал о своей реакции даже на мельтешение за окном, на то, как закутываюсь в одеяло и пялюсь в стену. О том, как предпочитаю заготовить всё заранее, чтобы не пришлось выползать из квартиры в этот день, признался, что сегодня была моя дебютная прогулка тридцать первого декабря. Эдя слушал меня, склонив голову. Кажется, ему было интересно.
— А ты что думаешь обо всём этом? — осмелился спросить я.
— Об этом ничего. С тех пор, как живу один, заказываю еду здесь и иду домой. Суета проходит мимо меня. Я радуюсь в этот день. Тому, что мне не приходится бегать, как всем этим людям. Кстати, что ты праздновал тогда, в октябре?
— День рождения свой.
— Весело отметил, значит… — его комментарий прервал телефонный звонок. — Слушаю. Нет, Серёж, я не с каким-то утырком и не с какой-то бабой. Я не пьяный, — он напряженно вслушивался в то, что ему отвечали на другом конце провода, будто боясь пропустить хоть одно слово. — Хорошо. Жду тебя дома. Да, я тоже очень скучаю.
— Заплатишь за нас, — сказал он извиняющимся тоном, выкладывая на стол тысячерублевую купюру. — Сдачу оставь себе. Или официанту на чай. Пока, Андрюш.
Он быстро оделся и так же быстро покинул милый ресторанчик с забавным названием. И этот человек совсем недавно разглагольствовал о том, что предпочитает не спешить.
Я остался один, пытаясь обдумать произошедшее. Я должен увести Эдю у плохого парня? Так сказала Эля?
========== Обычная магия ==========
С этого нового года я много раз посетил дом Эдуарда. В основном по приглашению Эли, но иногда я мог приходить уже лично к нему. Это стало напоминать зависимость.
Я не перестал его любить — наоборот, от регулярных встреч чувство только усилилось. Но мы общались как друзья. Я плохо себе представлял, зачем ему заводить дружбу с дитём, может быть, чтобы иметь рядом того, кто смотрит в рот. А я так и делал, я боготворил его.
Эля обещала поспособствовать нашему сближению. Она это имела в виду? А ещё я помню, она упоминала, что с чуткостью у Эдуарда огромные проблемы. Сам о моих чувствах он не догадается, а признаться я не могу — не готов.
С его теперешней пассией, Серёжей, мне довелось познакомиться поближе. Это был совершенно ничем не примечательный парень, на вид ровесник Эдуарда. Единственное, что выделяло его из серой толпы и не давало полностью в ней раствориться — не в меру яркая одежда.
Эля открыто его ненавидела. Порой даже не пыталась скрывать свою враждебность. Серёжа не оставался в долгу, высказывая Эде всё, что думает о его невоспитанной сестрёнке, которой «необходима твердая рука с ремнём». Эдуард героически сносил выпады с обоих сторон, не допуская, чтобы эти двое убили друг друга.
Отношения парней, если не принимать во внимание, какую бурю эмоций наблюдения за ними вызывали у меня, выглядели странно. Эдуард с нездоровой заботой относился к Серёже, который вёл себя, как капризный ребёнок, не стесняясь требовать деньги, вещи, свободное время.
В любой момент Серёжа мог позвонить и потребовать внимания к своей персоне. Не раз после его звонка Эдуард выставлял нас с Элей за дверь, при этом извиняясь за то, что ему приходится так поступать. Эля каждый раз сыпала прогнозами, что эти отношения погубят её братца.
— Ребят, идите домой. Серёжа хочет увидеться наедине, — по нему было видно что он не горит желанием как выгонять нас, так и встречаться с Серёжей наедине, по крайней мере, сейчас.
— Да знаю я, что вы будете делать, содомиты клятые! — шутливо возмутилась Эля.
Подавленные, мы вышли из подъезда. Я ощущал смутную тоску каждый раз, когда покидал его дом. А в Эле просто бушевали протест и негодование.
— Глянь, идёт, голубчик! — злобно прошипела она, увидев знакомую фигуру в ярко-зелёном пальто. — Пидор, в самом плохом смысле слова.
— Но Эдя тоже, — возразил я.
— Эдя — гей, Серёжа — пидор, — расставила всё по местам она.
Пока я сомневался спрашивать, кто в таком случае я, Эля, будто прочитав мои мысли, сама ответила:
— И ты гей. Маленький, милый гейчик.
— Буду пока считать, что это комплимент, — буркнул я.
