Я окаменел от ужаса. Если я скажу правду, если он узнает сам, что тогда ждет Эдуарда?
— Ну, я тебя предупредил, — дружески похлопал меня по плечу он. — Этому уроду я сделаю дружеское предупреждение, так что бояться нечего.
Он вышел, а я остался наедине с недоеденным завтраком, кусок в горло не лез: меня трясло от бессильной ярости, от осознания собственного бессилия.
«Но он их совершенно не знает, — крутилось у меня в голове. — Он не имеет права так говорить о них. Просто не имеет!»
***
Две недели я не виделся с ними. Эля уже должна была позвонить мне и спросить, не подох ли я. Она не выходила на связь, а на мои звонки не отвечала уже три дня. Это невыносимо угнетало. Телефон Эди я так и не взял, стеснялся, а сам он не предлагал. Так она и продолжала служить посредником между нами.
«Что же могло произойти?» — размышлял я, овощем лёжа на постели. — «Отец пригрозил ему, мог наговорить гадостей, мог даже дойти до рукоприкладства, и Эдя решил, что я не стою таких проблем».
Я закусил губу. Больно признавать, но для самого дорогого мне человека я всего лишь друг его сестры, мелкий, надоедливый и не вызывающий особой привязанности. Даже если он мне и симпатизирует, то не станет вступать в конфликт с моим отцом ради меня. Я так и не стал для него чем-то большим.
А сам я был готов умереть за него. Прямо сейчас. Да, готов! Не раздумывая.
Меня осенило. Я вскочил как ужаленный.
«А вдруг с ним что-то случилось, вдруг он умер или серьёзно заболел, и поэтому им сейчас просто не до меня? Что, если их исчезновение из моей жизни никак не связано с тем, что наговорил им отец? А что если…».
Я не мог терпеть эту неизвестность, мое воображение рисовало всё более и более удручающие картины. На бегу одеваясь, я поспешил к нему. Всю дорогу я не находил себе места от беспокойства, стараясь не видеть спешащих по своим делам людей. А вдруг мои опасения подтвердятся?
Автобус ехал просто невероятно медленно. Последние попытки дозвониться до Эли оказались безуспешными. Прибыв на место, я в исступлении давил на кнопку дверного звонка. Никто не реагировал.
Признав свои попытки бесполезными, я примостился на ящике с каким-то барахлом в подъезде. Весна вступила в свои права, но всё ещё было довольно холодно, зябко. Я решил, что буду ждать пока не дождусь его или не превращусь в ледяную статую. Хоть отец и велел мне быть дома до одиннадцати вечера.
Я просидел так два часа, проклиная суровую холодную весну и свою глупость. Два вопроса не давали мне уйти: «Всё ли в порядке с Эдуардом?» и «Почему эти двое меня игнорируют?» Ещё через полтора я почувствовал себя закованной в лёд древней рептилией.
Наконец, я услышал звук шагов, которые не спутал бы с другими. Я привык, что после работы Эдуард двигается замедленно, привык, что после ссор с Серёжей он сам не свой. Но то, что я увидел сейчас показалось мне пустой неживой оболочкой.
Меня, сидевшего на ящиках в углу, он не заметил, поэтому пришлось подбежать к нему.
— Привет, — несмело окрикнул я. — Что он тогда тебе наговорил? Извини его… и меня.
— Ты о ком? — округлил глаза Эдуард.
Я сморозил глупость и теперь должен как-то выкручиваться. Это должно быть непросто.
— Мой… отец, — ещё более неуверенно произнес я.
Он был удивлён и, судя по всему, совершенно не понимал, что я несу.
— А, — понял Эдуард. — Он со мной даже не поздоровался, хмурый он у тебя.
— Да, — кивнул я, большего выдать уже просто не мог.
Повисла неловкая пауза и я наконец решился задать терзающий меня вопрос:
— Тогда что случилось? Почему Эля не берёт трубку?
Я заметил, что лицо Эди исказилось, будто от невыносимой боли.
Новая волна ужаса накрыла меня. Неужели мои самые страшные догадки подтвердились? Только что-то случилось с Элей. Ещё с Нового года я общался преимущественно с ней, постепенно отдалившись от старых друзей. Если к Эде я испытывал любовь, то к Эле очень сильную дружескую привязанность, хоть мы и знакомы не слишком давно. Я понимал, что эти двое были для меня всем.
— Она… — одними губами попытался спросить я, и новый приступ нечеловеческого ужаса захватил меня с небывалой силой. Только не снова! Когда я потерял мать, новость свалилась на меня так же внезапно.
— Пойдём в дом, — бесцветный голосом позвал Эдуард.
Его скромное холостяцкое жилище теперь просто кричало о состоянии хозяина. Гор мусора по углам не было, и чистота, в принципе, соблюдалась, но при этом создавалось неуловимое впечатление, что в квартире сто лет никто не жил.
