— Прости, — осёкся он, — зря я об этом запел. Надеюсь, это ещё не постигло тебя и в будущем не постигнет.
В горле образовался давящий ком.
— Знаешь, иногда я думаю, что будь у меня кто-то готовый принять меня, я давно бы уже разобрался с этой проблемой.
Рассказать ему о своих чувствах? А то, может, я тоже живу в зависимости?
— Зря я затеял этот разговор, — сменил тему он. — Как у тебя дела? В школе как?
Проглотив саднящие горло слова, которые так и не решился произнести, я начал рассказ. О том, как учительница сама запуталась в том, что говорит, как мы с Лехой опрокинули фикус и уронили стеклянный стенд, спасаясь от учебной пожарной тревоги, не понимаю, зачем проводить их в такой холод. Что ещё интересного произошло? Мы писали контрольную. Нас отчитывали за плохое поведение.
Не это, совсем другое я хотел ему сказать.
О том, как не хотелось мне покидать его дом в тот октябрьский день, о том, что с того времени я покоя себе не нахожу. Как месяц захаживал в “Тарелку”, ожидая его, и как, чуть не плача, уходил домой за час до закрытия. О том, как тяжело мне было принять себя и как я благодарен его сестре и ему. За то, что открыли мне двери в новый мир, пусть и полный горечи.
— Насыщенно, — с улыбкой оценил мои приключения Эдуард. — Знаешь, ты очень похож на меня в школьные годы. Вот только…
Он осёкся. «Ну конечно, я знал, что он хотел сказать. Действуй! Нет никаких „только“. Эдуард не станет заглядываться на малолетнего натурала, скажи, что любишь его. Может, и он к тебе неравнодушен, но не говорит, чтобы не напугать?» — зазвенел настойчивый голос.
Но я промолчал. Мы сидели до двенадцати. Я, как прирождённый жаворонок, уже клевал носом, когда мы уходили. Эдуард попивал что-то крепкое, но держался достойно. Уж он-то точно не завалится спать на улице пьяным, как я.
Автобусы уже не ходили, поэтому Эдуард отвез меня на такси до дома и проводил до дверей. Я не был пьян и не собирался вырубаться на улице, но и не возражал против такой заботы от него. Я и правда был тощим хлипким подростком, думаю, ещё и в таком сонном состоянии меня и кошка смогла бы обидеть. После того, как Эля напала на меня на улице, я немного боялся ходить один в темноте.
Дверь нам открыл отец.
— Засиделся у Эли, пап, — извиняющимся тоном сказал я.
Помню, что с Эдуардом он даже не поздоровался. Я не придал этому значения и ушел спать.
Утром меня ждал сюрприз, заставивший буквально подавиться завтраком. Отец подсел ко мне с необычайно серьёзным лицом. Такое выражение бывало у него, когда он хотел сказать что-то важное и неприятное. Я внутренне напрягся. Примерно такое выражение было у него, когда он решил сам сообщить мне о смерти мамы.
Чего греха таить, с тех пор я безумно боялся, когда он подходил ко мне с таким лицом, хоть прочие новости оказывались куда менее печальными.
— Не водись больше с Элей и тем парнем, — строго сказал он.
Я напрягся ещё больше. Официально я был другом Эли, тут он не мог ни к чему придраться.
— Я знаю, что у нее есть брат, — осторожно продолжил он и его лицо приобрело выражение высшей степени отвращения. — И он любит парней.
Я удивленно вытаращил глаза: «Откуда он узнал».
Отец расценил мою реакцию по-другому, решил, что я напуган этой новостью.
— И с ней тоже что-то не так, раз у неё такой брат, найдёшь себе нормальную девку — молодой же.
========== Мечты и опасения ==========
В тот миг всё куда-то ухнуло. Раньше я беспокоился о том, что не смогу сделать первый шаг, не смогу заставить себя сказать ему о том, что чувствую, боясь не найти взаимности. И упустил из виду весомое препятствие — отец всегда был ярым гомофобом. Что будет, если он узнает, я даже представить себе боялся.
Может быть, он даже не погнушается отправить Эдю в места не столь отдаленные, задействовав свои связи. При этом он будет свято уверен, что совершает благое дело — спасает меня.
— Эта Элина Краснова — очень вздорная девочка, — медленно зачитывал мне нотацию отец. — Совсем никого не слушается, по дому не помогает. При этом ее брат оказался извращенцем. Их отец запретил ей с ним водиться, но она не послушалась. Прямо заявила — ей посрать, с кем ее брат трахается, и отцу посоветовала этим не интересоваться. Хамка та еще! Незачем тебе с такой испорченной девочкой общаться. А если ещё и на ее брата, который извращенец, наткнешься, то даже не знаю, что с тобой эти больные люди сделают.
«Как ты можешь так говорить? Ты совсем не знаешь их!» — кричали во мне негодование и злость.
— Не знал. Приму к сведению, — с трудом подавил я волну протеста, вызванную его несправедливыми словами. За эти полгода я мастерски научился гасить в себе несогласие.
— Ну вот, теперь знаешь, — весело сказал он. — Кстати, тот парень, который вчера тебя провожал, не её брат-извращенец?
