– Ну-ну! Что дальше? Ведь просто так ты бы не пришел?
– Тоже верно, бег.
– Так что?
– Небо предрекает нелегкую ночь в твоем стане.
– И как сие понимать?
– Десять нетопырей нападут на степного волка. Бой предстоит тяжелый, а чем закончится Тэнгри-хан с их богом еще не решили. Там, – старик поднял заскорузлый, грязный палец к небу, проникновенно произнес. – Там своя битва идет.
Бег призадумался. Значит ночью нападут на волка… Предания о волчице-прародительнице в степи знали все, верили в сие. Избирали тотемным животным во многих кошах разных орд именно волков, считая что это принесет удачу. Может и приносило, кто скажет иначе? Вот только в поднепровской орде все проходило иначе. Это была великая тайна, пронесенная через века. Однажды, еще на старом месте проживания куманского племени, за тремя большими реками и тысячами верст по расстоянию, враги истребили целое племя, в живых остался только десятилетний мальчик. Его спасла от голодной смерти волчица, приносившая ему мясо. Когда мальчик подрос, волчица родила от него десять сыновей, ставших впоследствии родоначальниками десяти кошей одного куреня в орде Бурчев. В их числе был и Ашин, легендарный предок бега Бачана. Среди приднепровских куманов, орда Бурчев известна своим богатством, границами степи и великими воинами. Её ханы Изай, Осолук, Ельдечук стали легендой. Поссорившись с ханом, прадед бега еще в молодости откочевал с родами на речку Волчья, притоку Самары, там и осел, оттеснив прежних хозяев. А сама тайна… В коше рождались люди-оборотни. Волчье семя не пропало со временем и вот теперь шаман… Да-а! Было о чем поразмыслить.
– Иди шаман. Думать буду.
– Думать это хорошо, для здоровья полезно.
Оставшись один, ушел в раскинутый для вождя шатер. Ближники, приученные к тому, что в походе не должно быть обузы, занимались делом. Улегшись на курпаче, искал решение задачи. Скорей всего, шаман иносказательно назвал ночных гостей нетопырями. Придут обычные воины из Крома, попытаются вырезать спящих. Все предсказуемо. Смущал лишь бой самих богов. Если конечно выживший из ума дед не придумал все это для пущей убедительности. Хлопнул в ладоши.
– Эй! Кто там есть?
Вошедшему охраннику велел:
– Десятника Бирага покличь!
Их было у него ровно десять, и он одиннадцатый. Одиннадцать людей-волков на кош, совсем не плохо. Бираг, самый матерый, умный и рассудительный. Оттого и десятник. Остальные послабее будут. Заматеревшие, Гзак, Зичур, Абаш, Гюльче. Хотя Гюльче иногда захандрив, могла сбежать без разрешения к соседям по выпасу скота в степи и как глупая самка, порезать баранов, чтоб позлить пастухов. Но это редко. Прощал ей шалость. Тагор, Кубан, Магжан и Шадра с Алаем, эти совсем еще молодые. Их родителей бег в набег брать не стал.
Бираг пришел на зов вождя. Молчаливый и вроде даже медлительный, он и в людской своей ипостаси олицетворяет свирепость, коварство, жестокость, но также храбрость. Вселяет угрюмостью страх в родичей.
– Звал, бег?
– Присядь.
Взаимоотношения у них были как в волчьей стае. Жестокая иерархия. У каждого зверя есть свое место и свои функции в рамках стаи. Перекинувшись, бег становится вожаком, а дальше… Среди самцов, как и среди самок существует своя элита. Они редко выясняют разногласия друг с другом посредством боя. Обычно хватает взгляда, позы или рычания. Волки не любят демонстрировать превосходство, однако умеют с успехом это делать. В людях эта сила тоже бывает заметна, даже если человек ничего особенного вроде бы и не делает. Волк в коше учит развивать в себе силу, уверенность и спокойствие, которые не требуют демонстративных доказательств.
– Бираг, духи предков предрекают скорое нападение на волка.
– Кама? Я видел как он говорил с тобой.
– Да.
– И когда?
– Сегодня ночью. Странно высказал камланье. Летучая мышь нападет на волка.
– Стареет.
– Не думаю. В шатре хватит места на всю стаю, но думаю хватит и четверых матерых. Молодняк пусть снаружи караулит. Если нагрянут большой силой, пусть нападают и поднимают тревогу. Если придет мало славян, пропустить в вежу.
– А что сказать родичам-людям?
– Ничего. Кошевым и так указано на то, чтоб их люди бдили по ночам, а не дрыхли, прислонившись к телегам.
– А если зарежут кого?
