– Опять ты что-то в дом притащил, Александр, – раздался голос Вавилы Силыча.
Вот как он умудряется появляться словно ниоткуда? Только что его не было в комнате, а сейчас – вон на кресле сидит, свесив вниз не достающие до пола ноги и положив свои широченные ладони на колени.
Ни звука шагов, ничего. Как ему такое удается?
– Плохое ты принес, – продолжил подъездный. – Темное.
– Это ведьмачья книга, – пояснил я, стараясь голосом не выдать свое раздражение. Ну в самом деле – сколько можно? Один истерику закатывает, другой мораль нацелился читать. Блин, возникает ощущение, что я живу не один, а в составе большой семьи, причем все в ней старше и умнее меня, и знай поучают, поучают, поучают. – На ней нет проклятия, меня в этом уверил один очень знающий… Э-э-э-э-э… Короче, тот, кто это сказал, знал, что говорит.
– Проклятия нет, – согласился со мной Вавила Силыч. – Но и добра от нее ждать не приходится. Вещь эта злом сработана и для зла нужна. Не надо бы ей здесь быть.
– Прямо Кольцо Всевластия, – съязвил я. – Я объявлю себя его владельцем и стану Темным Властелином.
– Не кольцо у тебя в рюкзаке, – спокойно возразил мне подъездный. – Книга это. В девичью кожу затянута, человечьей кровью писана и смертями людскими до краев наполнена. К чему тебе такое? Ты не злой парень, я ведь давно тебя знаю. А с такой книгой ты быстро перемениться можешь. Я не знаю, что у нее там внутри, но уверен – хорошего нет. Думай, что хочешь, но тот, кто тебе ее дал, знал про это. И еще десять раз прикинь – точно ли он желал тебе добра, такой подарок тебе делая?
– Да я давно уже не знаю, кто желает мне добра, а кто нет, – зло бросил я. – Всем чего-то от меня надо, только никто не спросит, чего мне самому хочется.
– Я сказал, а ты думай. – Вавила Силыч спрыгнул с кресла на пол. – Тебе жить, Александр. А книгу эту все-таки из дома унеси. Не следует ей тут находится. За такими книгами кровавый след всегда тянется, а по нему сюда невесть кого принести может. Добро, если всем обчеством отобьемся. А коли нет? Деток в доме много, ведьмак. Малых, глупых, некрещеных. Самое то для тех, кто в ночи живет и вечно жрать хочет. Подумай о них, хорошо? Не обо мне, о них.
И он ушел, секундой позже на кухне перестал шуметь кран, а после в квартире наступила тишина. Родька, правда, в комнату так и не пришел, не улегся на кресло, которое облюбовал для сна.
Я сел на диван и призадумался.
Вот что за жизнь. Еще десять минут назад все было просто и понятно. Теперь все стало сложным и запутанным.
И главное – кому верить? Ну вот – кому? Вавиле Силычу резона меня обманывать нет. Хозяину кладбища, впрочем, тоже. Если бы он хотел меня на ноль помножить, то сделал бы это куда проще и быстрее. На что ему такие крученые комбинации?
А после еще и совесть меня начала грызть. Нехорошо с подъездным вышло. Некрасиво.
И как апофеоз – мне захотелось выпить водки. Если бы не лень и действующее законодательство, то сходил бы в круглосуточный магазин и купил. Потому как от такой жизни не только слуги ведьмаков бухать начнут, но и сами ведьмаки.
На этой минорной ноте я бухнулся на подушку и уснул. Даже про то, что утро вечера мудренее, подумать не успел.
За ночь Родион не сменил гнев на милость. Когда ближе к полудню я, помятый и небритый, заявился на кухню, передо мной немедленно была поставлена тарелка с гречневой кашей, кружка со сладким чаем и тарелочка с нарезанным хлебом. То есть – все как всегда.
Но – молча! Ни слова. Ни лишнего жеста.
Хорошо еще, что у него родителей нет. А то бы добил меня мой мохнатый друг фразой:
– Ешь, а я к маме уезжаю. Нам немного надо пожить по отдельности.
Может, мне его и вправду на одноглазого Афанасия поменять? Этот-то точно истерить не будет.
Правда не факт, что станет готовить и помнить о том, что в чай надо положить три ложки сахара-песку. Ни больше ни меньше.
Родька помнит.
Кстати! О благотворительности! Чуть ведь не забыл.
Я хмуро глянул на слугу, который после этого ощутимо занервничал. Ну оно и понятно, думал поди, что я напрягусь, стану извиняться. А тут – на тебе. Суровый взгляд и ни капли жалости.
Правильно, так и будет. Я добрый, но где-то и беспощадный. Нечего мне сцены закатывать, мне их и без него хватило в свое время. И потом – бунты надо давить в зародыше.
– Смартфон мой принеси, – процедил сквозь зубы я и еще больше насупился.
Родьку явно раздирали противоречивые желания. С одной стороны, ему хотелось выдержать марку, с другой давил природный инстинкт подчинения.
Я легонько стукнул рукой по столу и топнул ногой по полу.
