Во-первых, потому, что в генералитете и правительстве, к счастью, не было ни одного человека, элементарно разбиравшегося в вопросах военно- морского дела, чтобы из бункера Ставки давать команду морякам.
Во-вторых, предоставленный сам себе в оперативных вопросах адмирал Кузнецов, будучи наркомом МВФ, внимательно следил за событиями, происходящими на аренах начавшейся Второй мировой войны, и, учтя надвигающуюся угрозу, направил все усилия на повышение мобильности флотов и боевую подготовку личного состава.
Он не внял неоднократным официальным заверениям вождя о том, что войны не будет, и с готовностью номер один во всеоружии встретил врага.
В течение всего периода военного лихолетья наш флот был на высоте.
Неоценим вклад и наших моряков в дело Победы над фашистской Германией. О них не все сказы сказаны, не все песни сложены. И только те, кто решился идти на абордаж или схватку с морской пехотой, знают, какая сокрушающая сила, какой испепеляющий гнев вырывался из-под их полосатых тельняшек. А законы чести морские офицеры теряли только вместе с жизнью.
Адмирал Кузнецов, обвиняя Сталина за репрессии в отношении ни в чём не повинных военных и политических деятелей, в том числе и к себе, не отрицая такой причинный фактор, как душевная болезнь, считал, что феномен вождя объяснят историки. Куда же ещё, разве недостаточны объяснения учёных-психиатров?
Да ведь и сам адмирал Кузнецов, подвергнутый вначале суду чести, а затем суду военного трибунала, вместе с адмиралами Галлером, Алафузовым, Степановым, честно отвоевавшими от начала до конца войны, понимал, что председатель военной коллегии Ульрих всего лишь слепое орудие в руках генералиссимуса и его приспешников.
Несмотря на отсутствие фактов в предъявленных обвинениях, Сталин вынесет им всем приговор — свой собственный.
Но самым ужасным в ходе разбирательства дел было несоблюдение элементарных норм культуры, когда обвинитель Н.М. Кулаков не просто называл подсудимых врагами народа, но и позволял себе, как спившийся завсегдатай базарного духана, обзывать адмиралов непристойными словами — точнее, крыл матом.
Этот громкий процесс, затеянный министром обороны в 1948 году Н.А. Булганиным, с ведома Сталина, был прелюдией к очередным громким репрессионным делам в отношении безродных космополитов, врачей-отравителей и деятелей Еврейского антифашистского комитета.
Сказать, что вы, Николай Алексеевич, великодержавный шовинист, признающий национальную исключительность русского народа, нельзя.
Напротив, читая вашу исповедь, убеждаешься, что судьбы Отечества и соотечественников вас не интересовали вовсе. А вот антисемит вы убеждённый, без разбора ненавидящий всё еврейство. И в этом вопросе вы являлись единомышленником великого вождя.
Чтобы не быть голословной, позволю себе привести краткие выдержки из описанного вами, свидетельствующие о деяниях иудеев в России в разгар Октябрьского переворота, Гражданской войны и становления народовластия.
Начнём с Льва Давидовича Троцкого (Лейбы Бронштейна), имя которого накануне Октябрьской революции, в дни вооружённого восстания со штурмом Зимнего и в годы Гражданской войны звучало на одном уровне с именем Ленина.
Заслуги бывшего меньшевика, примкнувшего в середине семнадцатого года к большевикам, — председателя Реввоенсовета, наркома обороны были высоко оценены Лениным как заслуги выдающегося вождя современного ЦК.
Но притязания Троцкого на лидерство в партии, явившиеся причиной интриг, раздоров и взаимной неприязни Троцкого и Сталина, серьёзно обеспокоили больного Ильича.
В нетерпимых отношениях хитрого, коварного, действующего тихой сапой, немногословного, сдержанного Сталина и взрывного, резкого, дерзкого, крикливого и высокомерного Троцкого Ленин увидел серьёзную угрозу для партии и в своём «политическом завещании» предупредил соратников.
О Троцком много сказано в наших и зарубежных политических, исторических, публицистических и мемуарных произведениях. Этот тип относится к волевым, эмоциональным, наделённым от природы даром лидерства людям.
Самовлюблённые, завистливые недоучки, пророчествующие бродяги, чурающиеся общественно полезного труда, увлечённые бредовыми идеями философов-фантастов, многие из них способны увлечь и повести за собой деклассированных, обделённых и легковерные массы трудяг, скрывая за внешней добродетелью свои амбициозно-корыстные цели властолюбцев.
Охарактеризую Троцкого как человека не с позиций его ярых противников, а человека далёкого от политики, который один раз слышал зажигательную речь Троцкого, был потрясён и запомнил на всю жизнь. Это из воспоминаний князя А.Л. Ратиева — потомка русской ветви грузинского рода Ратишвили, эмигрировавшего в 1921 году в Болгарию, а затем во Францию.
В декабре 1918-го, оказавшись в Курске, двадцатилетний Ратиев с товарищем случайно попал на городское партийное собрание большевиков по случаю приезда в Курск председателя Реввоенсовета Льва Троцкого. Вершитель судеб страны — в центре полукольца президиума. Когда в помещении воцарилась тишина, Троцкий выступил на шаг вперёд. «Наглухо застегнутая тужурка-китель, бриджи, добротные сапоги. Характерная бородка. Блеск стёкол пенсне».
Вначале он коротко охарактеризовал сложное положение в стране. Говорил о необходимости создания регулярной Красной армии с привлечением в её
