Когда она открыла глаза, сигарета уже истлела до фильтра. Кот внимательно смотрел ей в лицо. Она пришла в бешенство от этого изучающего взгляда.
– Куда ты растратил свою улыбку? Продал ее за вкусную жратву? Это потому, что меня зовут Алиса? У любой Алисы такая бесподобно хреновая карма? Я где-то накосячила в прошлой жизни?
Кот зашипел и метнулся прочь.
Когда он вернулся, она сидела, подперев голову рукой, вся сжавшаяся в комок, блеклая, как рисунок на песке.
– Ладно, начнем сначала. Я накосячила не в прошлой жизни. Как это, «будут стрелять в меня, а зацепят вас», да? Поэтому ты тут ошиваешься? Ваши бармаглоты без меня распоясались? Или они все сдохли и вам стало нечего есть? Да отвечай же ты!
Алисе говорили, ей надо в отпуск. Ей говорили, день сурка затянулся, хватит работать. Она курила по три пачки в день, но это был сомнительный способ свести счеты с жизнью. Деревья осуждающе шелестели, листья складывались в клыкастые улыбки. Бледные руки и алые ногти, она вечерами стучала каблуками по брусчатке, и белые голуби разлетались в стороны, гневно воркуя.
Кот пришел к ней – сложил лапы на груди, перекидывая из одного уголка пасти в другой длинную спичку для камина.
– Вы думаете, что я вас кинула. А вы не пытались хотя бы на секунду вообразить, каково это – прожить полжизни в ваших бешеных джунглях, с колодой карт за плечами, с шахматной доской под ногами, вырасти, проливая кровь и отдав свое сердце, смеяться над вашим альтернативным юмором, вставать на закате и ложиться в полдень – а потом в один миг оказаться маленькой девочкой в тусклом городе, заметенном песком? Да-да, это же твоя родина, деточка, мы тебя отсюда похитили, ой, прости, случайно увели, кривозубый кролик ошибся адресом, обратных билетов нет, ее же зовут Алиса, как же иначе! – ее голос сорвался в рыдание, в сиплый стон, песок посыпался из пальцев. – Ах, простите, что я оказалась не та! Что я не была той Алисой, про которую ваши сказочники писали свои глупые романы! Да к черту все.
Через лето, зиму и осень выцветший едва ли не добела кот, тощий и ободранный, пришел к дверям стоматологической клиники. Алиса, бледная, с темными кругами под глазами, вышла ему навстречу.
– Знаешь, мне тогда не казалось, что я сошла с ума. Мне казалось, что я ослепла и потому больше ничего не вижу, кроме этого города…
– Ты прощена.
– Что?! И это все, что вы можете мне сказать?
– Тебе стоит знать. Нет никакой Алисы из романов. У каждой Алисы своя Страна. И у каждой Страны своя Алиса. Мы не должны были тебя изгонять. Он не должен был тебя изгонять.
– Он умер от тоски, и поэтому ты мне это говоришь?
– Тоска умерла от него, от его горя чахнут леса. От его снов задыхаются горы. Вернись.
Алиса умирает от рака легких, и когда она смеется, ее губы становятся алыми.
Дирижер
(Сказки о проклятых детях)
Маленький мальчик смотрел на небо, перевитое проводами, и в ответ птицы смотрели в упор круглыми близорукими глазами. Они щебетали на разные голоса, и ему показалось, что их пению недостает порядка и четкости, он заплакал и убежал с балкона.
– Мама, а где папа? – спрашивал с грустью в голосе.
– Папа на небе, – отвечала молодая женщина с волосами цвета закатного золота.
Мальчик рос с этим знанием, смотрел на птиц – взмахивал руками – птицы испуганными листьями разлетались прочь.
Он стоял на балконе, ему едва ли исполнилось восемь лет, когда рука его замерла на взлете – вместо резкого взмаха плавно лизнула воздух. Птицы на мгновение замолчали – точно вслушались в приказание. За следующим движением запястья вернулся звук. Птицы пели.
Мальчик рассказывал друзьям, что его папа на небе, – дети опускали глаза, грустно перешептывались. Тогда он узнал, что на небе живут мертвые люди, сидят на облаках и бессмысленно болтают ногами.
На его вопрос мама отмахнулась: «Ну что ты, при чем тут облака», – и ее голос отливал медью. Мальчику захотелось, чтобы птицы плакали, и они покорно исторгали из себя звуки, похожие на рыдания. Быстро уставали от этой недоброй забавы и с беспорядочным гвалтом уносились вон.
Угловатый и одинокий, он стоял на балконе – поднимал руки – птицы взлетали по одной, на их место тут же садились другие, шелест крыльев вплетался в мелодию. Движение темных силуэтов в проводах не прекращалось, порой птицы падали от усталости – разбивались об асфальт. Он спускался во двор и закапывал их в палую листву.
Однажды его мать выглянула на балкон – вскрикнула порванной струной, выбежала из комнаты.
– Мам, а где папина могила?
– Да ты что такое говоришь?! – в ее голосе звенели слезы.
Юноша бродил по городу – видел столько мертвых птиц под деревьями, сколько не встретит ни один человек за всю жизнь. Их пустые глаза укоризненно молчали ему вслед, и от этого молчания у него раскалывалась голова.
