лиловую мякоть. В тот день – незаметно от всех – Токсин съел живьем маленькую верткую ящерку и занимался ловлей, наслаждаясь растекающейся по телу энергией. Реальность казалась занимательным сном, просыпаться не хотелось, даже тогда, когда голова находящегося рядом сородича лопнула в пасти Пса, как перезревший плод. Артель ловцов в ужасе разбежалась, но Токсин лишь наблюдал, как Пес вгрызся в неудачливого сородича, в считанные секунды разделив тело пополам. Токсин понимал, что сейчас умрет, но это не пугало его – разум смирился с существующим порядком вещей и воспринимал происходящее с холодным любопытством. Неожиданно все изменилось: хищник и жертва посмотрели друг другу в глаза.
Столкновение планет упругими волнами пронзило разум. «Отойдите от аппарата! – доктор, заросший седыми волосами, как небритый пудель, кричит на ассистента. – Гравитация – это тебе не игрушка! Если уж совсем заскучал, пойди займись пытками земноводных гурий!» – Волны мнимой памяти – частое явление при симбиозе. – Темная материя своей тяжестью, не отпускающей даже световые лучи, уравновешивает смех пьяной студентки, впервые оказавшейся в баре. – «Хоть ты и странный, а я пьяная в доску… ты мне нравишься». – Поцелуй блондинки – серые бетонные заборы – пылевая буря на Марсе. – «Ваш мохито готов, сэр!» – Отброшенный стакан стирается из памяти, не долетев до грязного кафельного пола. Какое, черт подери, это имеет значение, если ты стоишь на краю норы? Ты здесь не был – но это твоя нора! Лапами и зубами, принадлежащими тебе, создан этот лабиринт иного мира. Незнакомая атмосфера наполняет обе пары твоих легких. Челюстные мышцы играют с титанической силой, зубы – сталь. Безумно хочется крови – убить кого-нибудь, чтобы просто выпустить пар! Много вкусных жертв вспыхивают в мозгу настолько яркими образами, что в затылке чувствуется покалывание. Хочется рвать длинные черные рясы – добраться до нежной печени служителя Великой Иллюзии; хочется загнать сотню Искусственных Любимцев в ловушку, предварительно вымотав их, и поедать одного за другим, наблюдая, как еще живые блюют и срутся от страха; хочется выследить деликатес – Варикозного Манипулятора, их жидковатая плоть имеет весьма нежный привкус алчности и порока; хочется настичь Пустынного Торгаша Верой в Лучшее – они очень мило злятся, когда откусываешь им ноги. Насытившись, было бы здорово разогнать стайку рептилоидных Жриц Любви – те выписывают занятные зигзаги, когда разбегаются и весело грохочут клоаками. – «Выводите пациента на орбиту». – Доктор спокоен и деловит. – «В его микромире революция, частицы все время сигают в прошлое», – замечает ассистент. – «Так дайте ему нашатыря!» – Носовые полости встряхивает так, как будто в голову прилетел удар боксера-профессионала. Теперь доступны все запахи ветра – запахи свободы. Двое стали одним – совершенным существом.
– И как ты оказался тут? – спросил Моряк, прозванный так за постоянный атрибут одежды – засаленную тельняшку, которая сейчас пряталась на его грузном теле под вонючим залатанным пиджаком.
– Мой Пес погиб. Это все равно что отказала бы половина мозга. Если у Космического Охотника гибнет одна половина, а другая выживает, что случается крайне редко, – старейшины и жрецы считают это дурным предзнаменованием. Оставшегося в живых Пса сжигают живьем, – Токсин поморщился.
– А если в живых остается не Пес? – хитро спросил Моряк и почесал пузо.
– Я уже рассказывал.
– Давай еще раз, может, на этот раз дойдет! Я тебя когда слушаю, меньше хочется есть.
– Охотник, потерявший свою песью половину, подвергается наказанию – его купированное сознание подвергают еще большему разделению – не знаю, как правильно объяснить – разум делают параллельным себе. Одна часть живет за стеной – другую отправляют на какую-нибудь заштатную планету, типа этой.
– То есть тебя как бы два?
– Скорее, ни одного.
– Во даешь! – присвистнул Моряк. – А как же прошлое? Родители там, школа? Не на звездолете ж ты прилетел в этот бардак?
– Это мнимое прошлое. Жрецы это умеют. Воссоздают в мельчайших деталях.
– Зачем им это нужно?
– Разделенный Космический Охотник должен быть очищен страданием.
– Брешешь ты все, – заключил Моряк, – но ладно складываешь.
Токсин равнодушно пожал плечами.
– А если нового Пса найдешь?
– Никто еще не нашел себе нового Пса. Хватит об этом, ты все равно мне не веришь.
– Это уж точно.
Токсин принялся отковыривать корки на язвах, которыми было покрыто его лицо и руки.
– Даже меня подташнивает, – поморщился Моряк, – может, ты как-нибудь придумаешь себе другой способ заработка?
– На этой планете мне ничего не остается, как вступить в симбиоз с местными бактериями. Увидимся вечером.
Токсин накинул на плечи старый заштопанный рюкзак и вышел из-под автомобильного моста, где у них с Моряком было временное убежище. Нужно было добраться до людных мест. Ветер подсушивал язвы и Токсин – понятно, за что он получил свое прозвище – присыпал их мелкой солью, которая была рассыпана у него в кармане пиджака. Соль заставляла язвы живописно сочиться, как будто несчастный человек плакал кожей.
– Пода-а-айте ради Христа… – бродяга тянул руки к хорошо одетому прохожему, который, испугавшись, что гадкий человек его коснется, поспешно вытащил из кармана деньги и бросил в протянутые руки попрошайки.
