ничего не получилось. Я вернулся назад к тому месту, где валялась бутылка вина. И в этот момент, когда я тяжело опускался на колени, я начал ощущать себя, что-то произошло, что-то неуловимо-трогательное, что-то легкое и… нет, наверное, легкое и все. Я чувствовал себя иначе, в глаза стали бросаться предметы, которых я не замечал раньше. Ими была завалена вся комната. Оказалось, что это была вовсе не комната, а вагон, обычный железнодорожный вагон. По кольцам на деревянной обшивке я понял, что в этом вагоне перевозят или перевозили скот. Сделал пол-оборота вправо, и на меня навалилось огромное количество предметов, даже в глазах зарябило от их обилия. Это была старая, еще довоенная мебель: комод, рядом с ним стоял шкаф со всевозможными чашками, тарелками и стаканами внутри, левее, одна на другой – полки с книгами, чуть дальше я увидел край дивана с кожаными круглыми подлокотниками. Я сделал еще пол-оборота и удивился: то, что я принял за маленькую дверь, было всего-навсего кухонной тумбочкой с золотыми резными ручками. На тумбочке лежал разобранный, тоже белого цвета, стол. Дальше в беспорядке (ножками в разные стороны) валялись табуреты, а в самом углу около кучки желтого сена я увидел гору верхней одежды: какие-то пальто или шинели, а может, другое, что-то совсем другое. Чуть ближе ко мне – несколько пар хромовых сапог. Круговорот мыслей в моей голове, несостыковки времени и действий, эти странные, необъяснимые вещи, что-то не так, но я никак не мог понять что.
Немного освоившись и придя в себя, я почувствовал запах, который не ощущал до сих пор. Это была странная смесь коровьего дерьма, нафталина и свежего мяса или крови. Я сделал глубокий вдох, и у меня закружилась голова, наверное, к этому коктейлю был добавлен эфир. Я шагнул влево (странно, я все это время стоял?), чтоб сесть на стопку книг, как вдруг услышал гудок, странно, я не слышал его до этого момента или я ничего не слышал… и сквозь этот едкий долгий гудок стал четко различать стук вагонных колес. Страх снова застал меня врасплох, и я, как окаменевший, не мог сделать ни единого движения, а лишь бессмысленно водил глазами, глядя, как вещи покачиваются в такт стуку. Мне стало плохо, воздуха не хватало, перед глазами все поплыло, я начал искать глазами дверь, но она оказалась завалена дровами и какими-то мешками, и тут в меня сквозь оцепенение ворвалась паника. В один прыжок я пролетел вагон, оказавшись около кучи дров. Я стал бросать их не глядя в разные стороны. Что-то разбилось в углу, поленья показались мне очень легкими. Быстро освободив себе дорогу, я дернул щит, но колесики не сдвинулись с места. Я дернул еще и еще, я выл и дергался, но щит был неподвижен. Из глаз брызнули слезы, мне казалось, смерть так близко, что я вот-вот погибну. Но вот колесики скрипнули и поддались. Открыв вагонную дверь рывком почти наполовину, я увидел вместо вечернего пейзажа глухую кирпичную стену, сложенную на скорую руку. Обессилев, я упал на валявшиеся рядом мешки. Я не знаю, столько я лежал так, может, я терял сознание, может, усталость победила и я спал, не знаю. Но когда я пришел в себя и открыл глаза, меня ослепил яркий солнечный свет. Передо мной мелькали игрушечные белые домики, утопающие в зелени садов. Я встал и выглянул из вагона, «мой» вагон находился примерно посередине состава. Первое, что пришло мне в голову – прыгнуть, но поезд двигался слишком быстро, и я не рискнул. Я сел, опершись спиной о кучку книг. Наверное, когда мое сознание смирилось с безысходностью положения, в моей голове начали всплывать образы, похожие на застывшие, словно сфотографированные моменты жизни – моей жизни. Я закрыл глаза, чтобы лучше рассмотреть слайды, выдаваемые памятью. Вот я за каким-то столом, среди незнакомых людей, вот я потребляю какие-то странные блюда, вот кто-то целует меня, вот просто имя – Анна – белым по черному, потом какие-то куски бумаги, обрывки слов и много, много еды. Я не знаю, было ли это на самом деле или память сыграла со мной злую шутку. Может, это обрывки забытого сна. Я не знал, но тем не менее я видел себя как-то со стороны, и вообще все всплывавшее виделось больше глазами зрителя, чем участника сцен. Постепенно картинки в моей голове стали появляться быстрей, я почувствовал учащенный стук сердца, еще через секунду из носа пошла кровь, а через мгновение я метался по вагону, схватившись за голову, жуткая боль пронзала все тело, и какие-то иголочки остренькие непрерывно пронзали голову. Из-за собственного крика я не слышал ни стука колес, ни движения поезда. Единственным спасением почему-то показалось мне – прыгнуть. Я закрыл глаза и прыгнул в уходящее за горизонт солнце, последнее, что я увидел, было слово «Терпсихора», до ломоты в суставах знакомое, до хруста костей, краской красной на небе написанное, но так и не понятое мной.
В следующую секунду неизвестная сила бросала меня по щебенке, заворачивала и выворачивала меня. Кости так же хрустели и ломались, кровь так же текла, но я почему-то не чувствовал боли, наверное, именно так приходит смерть. Нет, по-моему, было что-то еще, но я запомнил лишь высокую сочную траву, растрепанное тело мое и железнодорожный костыль, странным образом выросший перед глазами. Наверное, я до сих пор лежу там, разложившись и источая зловоние, а может, меня съели бродячие собаки…
Кто-то толкнул меня в бок и предложил выпить, я, естественно, не отказался, я вообще никогда не отказываюсь, когда мне предлагают выпить. Мы выпили, и лишь после того, как я поставил свой стакан на стол, я посмотрел на человека, сидящего рядом, то была девушка с правильными чертами лица, которая смотрела на меня зелено-желтыми глазами. После долгой паузы она протянула мне руку и, улыбнувшись, сказала:
– Анна, меня зовут Анна. А вас?
Я собирался назвать свое имя, я уже набрал воздух в легкие, чтоб на выдохе назвать себя, но тут подали
Встреча
Липкие, призрачные двери разводят руками, притоптывают ногами, прихлопывают ресницами, все стараются оттолкнуть меня прочь, но пальцы мои уже звенят ключами и смеются:
– Наша взяла!
