вишниИли я ошибаюсьМожет быть абрикосыЭтим талым и зимним днемЯ не смог уже привезти тебе винограда зеленые ягоды* * *Может быть в северных странахСветофоры стрекочутИ ночи светлы.Но у нас, где на перекресткахСкрещен красный свет в темнотеЗдесь в Хамовниках мягкихЯ не спас тебя той июльскою ночьюЯ не спас тебяМы все спасли нас* * *
Елизавете Мнацакановой
Прототипы эпохи, ее негативыПроступают по веленью рукиВ просветленной черной мартовской пыли,В мановеньи мгновенья.Наклоненной рукой со стиломТы царишьЛишь держась на его остриеОт себя по листу убегая накрененной юлойНавевая на себя, наборматываяУходя навсегдаИз распахнутого с открытою крышей двораМиром брезгует только рука,Сквозь которую светит журчащая ось,ОкруженнаяСтеною бегущего беловика.Это взгляд твой оторваться не может от черты самописцаС утомленным пером дорогимВ гравированных нежных перстняхХоть сжимаешь его твердой щепотью в перстахВсе ж бледнеет внезапно возвращенный и вспыхнувший прахИ забвенью мешаютПробегая смеясь в новогодних снегахВ снежной пылиМузыкальные автомобилиПеречеркнута нотным станомВ откровенно заемный векСпит рука прикрытая плащ-накидкойИз вуалевой серой перчатки.ИЗ ПОЭМЫ «ИНАЯ РЕКА»Berlin West.Пыльные стекла вокзала «Zoo».Поезд вползал в ВостокСквозь остатки стеныОни были из иссохшей бесцветной неземной пастилыПеред тем как пойти на распил.По двум сторонам ГерманийТы в больнице провел ночьЧто лечить не знаемМеланхолии привычной инъекцией науськивал шприцЧтоб кусать эти ржавые трубы границНо в Берлине ночьюПоезд у светящегося остановился окнаПосторонней женщины в платье никчемном там застыласпинаВозрастанию радостиНельзя научитьИ куда, в город какой это все внестиКогда человек неизвестный в окнеВнушительней стеныИли горящей ночи…ОКСФОРД Я не был в городе таком Себя опровергая Хоть на вершине факта На свершенье Я помню несколько зонтов Зонтов и струн, и молодые трости Том Фаулера или Фаулза in folio А гребешка железного, Через которые уходят гривы воды Под землю Нет, не помню. Не было дождя в то летоСЛЮДЯНКА Нет берега Нет между углем и морем черты, Сопок и неба слиянье не здесь Граница Байкала и неба в месте другом. А здесь людская стихия И сразу на шаг от провала Черемуха отцвела Лес безродный И на повороте в зеленую тьму Повис отставной товарняк. И библиотека городская на ремонте.УГЛУБЛЕННОСТЬ КИТАЙСКОГО ЗЕРКАЛАМы пробыли в Китае,как в глубине страницы рисовойЗачем? Она давно в тебе —тот желтый свет над крышей,загнутой под солнцемТа изразцов сырая цитадельи перелетная библиотека образовНаносный тончайший слойеды инойТам книга углублена, как зеркало.Ты возвратился с прозрачной рукойВ ней – глубина потерь,Не старятся в ней трещины ее ветвей,По рамке вьется печальИли лоза изложеньяЧто пишет рука зеленого ученика,Погруженного в быстроту опьяненья.* * * Ты волшебный фонарь И когда ты глядишь На простынку стены То тебе лишь дано Световое его волшебство. Так когда-то давно Ты сцарапнула взглядом Эту мантию боли С дорогого лица С плеч долой – с исторических плеч. И теперь ты ценна Лишь дорожкой той пылевой Что струится из глаз твоих На обои в светлых цветах. Можешь ты говорить Комментируя шепот того человека, Что когда-то сидел за этим столом. Но на стенах обои Где оба вы с ним Увядают под взглядом твоим. Но ты гораздо дороже Того огнедышащего горшка, Где, словно в домне ручной, прошлого свет хранится. Потому что ты ценнее себя Это нам понять не дано Потому что мы ходим во дне за тобой С подойниками для света Что пролить ты должна для нас На тот день (и на тень пистолета) Но не разучить нам тот день И не разлучить тебя саму с собой — где-нибудь… в нас, наверно.* * *
Н.И.
Безнадежности нетЕсли бездна —ПомесьНегасимого ветраИ мерцания, что меркнет последним.Есть сигнал по которому нас узнаютНепрерывность —Верное словоИ вот осколок мира —Ты всей глазурью не вместишьВсю даль очей твоих бесцветныхКак будто
